Станислав Далецкий - Царь всея Руси

Потом были наказаны и другие участники избиения Воронцова, а он сам был возвращен из ссылки. Юный князь Иоанн не мог до своего 15-летия править самостоятельно, и изгнав Шуйских со сторонниками, приблизил к себе родственников матери – князей Глинских, других бояр, не связанных с Шуйскими, которые стали править страной от лица князя, который продолжил свое обучение на книгах священного Писания – книгам он доверял больше, чем людям.

Новые бояре оказались не лучше прежних, Шуйских, и потому управление страной происходило абы как, с воровством, стяжательством и произволом как московских бояр, где все роды были переплетены родственными узами, так и в других городах и уделах, где правили наместники.

До совершеннолетия Иоанна оставалось еще два года, которые прошли мельком, не оставив мне воспоминаний, – закончил подьячий Тимофей свою речь о детских и отроческих годах царя Иоанна Васильевича, прозванного в народе Грозным.

– Спасибо вам, Тимофей Гаврилович, за ваши слова про детство нашего царя, дай Бог ему здоровья, – молвил Степан, – меня в те годы еще не было на свете, а в народе всякие слухи ходят про лютость царя Иоанна, будто бы мучил он животных с мальства. Любил смотреть как людей казнят, потом, немного подросши, стал проявлять похотливость к девкам, кутил с приятелями – боярскими детьми и прочие скверные слова шепотком доносят эти слухи до людских ушей.

– Это, Степан, все промысел врагов – предателей нашего царя, – пояснил Тимофей, – ведь пустить слух поклепный просто, а приглушить и опровергнуть такой слух уже невозможно. Вот про царя нашего еще говорят, что сильно хворый он сейчас и почти обезумел от крови людской, а ему Господь сынка Дмитрия послал от молодой жены – значит, не хворый он, а есть в нем мужская сила. На прошлую субботу видел я царя Иоанна в церкви Покрова на обедне: он вполне здоров с вида и в уме здравом находится.

Про детские годы и вовсе брехня! Посуди сам, когда царю смотреть на казни было, если казней этих совсем немного, да и выполнялись они на Болотной площади вдали от Кремля? Насчет девок и вовсе вранье – царь очень набожен и к блуду относится очень строго, ибо это один из смертных грехов. Я тебе как-нибудь расскажу о царских женах, и ты поймешь его отношения к женщинам и к плотской утехе.

А сейчас поспешай к своей женушке Марии, небось заждалась своего сокола и постельку согрела, а тебя нет и нет, потому что слушаешь ты речи старого подьячего о прошлых временах и не торопишься к жене милой, – пояснил Тимофей слухи про царя Иоанна, добавив:

– Кажется, за разговором этим у меня и спину отпустило. Помоги-ка, Степан, слезть с печи: надо нужду справить, хлебушка откушать с молоком, а там и на боковую пора, пока хворь совсем не отступит. Как говорится: утро вечера мудренее.

Степан помог Тимофею Гавриловичу спуститься с печи, тот осторожно прошелся по горнице, понял, что боль отступила, но не прошла окончательно, и занялся хлопотать насчет ужина, а Степан, попрощавшись окончательно, пошел к своему дому, где его ожидала жена Мария.

– Повезло мне с женою, хотя и вдовая была, – улыбался Степан, пробираясь ночной улицей. – Никогда не скажет слова против моей воли, даже эти беседы с Тимофеем поддерживает. Другая бы сказала: – Что проку от твоих замыслов книгу написать про нашу жизнь, лучше бы хозяйством занимался, да службе усердия больше оказывал, для повышения жалования, а моя Мария не перечит и в этом деле.

Говорят, что вдова, словно кукушка, живет чужим гнездом, но моя Мария живет со мною, будто я ее суженый был изначально, и никогда у нее не было первого мужа. С Марией я совсем забыл про свое горе-злосчастье, про первую жену мою и детей наших, что сгинули при татарском нашествии. Прости меня, Господи, за мысли мои грешные и забывчивость, но горем дела не поправить, а в супружестве с Марией мы оба вновь обрели и семью и надежду на деточек, что Господь нам должен принести.

А жене своей пропавшей, и деточкам своим, сгинувшим в пожаре Московском, я завтра же поставлю свечи в храме Покрова за помин их душ безгрешных, – закончил Степан свои мысли, толкнул калитку и пошел к дому, за дверями которого его ждала жена Мария с лаской и заботой.

Начало власти

Две недели спустя, вечером, Степан снова навестил своего соседа Тимофея, интересуясь состоянием здоровья своего подьячего – на службе тот не появлялся, а навестить Тимофея на дому было недосуг.

Подьячий оказался дома и баловался горячим чаем с медом – накануне был медовый спас и подсластиться медком никому не возбранялось.

– Заходи, Степан, угощайся медком под чаек на зверобое – тебе будет в самый раз взбодриться для молодой жены, – пошутил подьячий, покрывая жидким медом ломоть хлеба так, чтобы не дать убежать сладкому меду с куска, но и самому не слепить пальцы.

Вместе со Степаном в открытую дверь дома залетели несколько ос и с жужжанием стали крутиться возле плошки с медом, а одна из ос, не выдержав соблазна, плюхнулась в вязкую жидкость и напрасно старалась выбраться из сладкого плена.

– До чего же они падки на мед, – сказал Тимофей, достал деревянной ложкой осу из меда и ударил ложкой об стол, освобождая осу, которая, измазавшись медом, не могла взлететь и принялась поедать мед со своего брюшка и крыльев.

– На сладость меда не только осы тянутся, но и люди: где еще попробовать сладость, как не от меда? Потому на Руси издревле занимаются бортничеством и пчеловодством, что лучшей сладости, чем мед, нет на всем белом свете. «Слышал я, что есть в дальней стране Китае похожая сладость, которую называют сахаром, но пробовать самому не приходилось», – сказал Степан, усаживаясь на лавку возле стола, перекрестился на образа, взял кусок хлеба, намазал медом и принялся усердно жевать всухомятку.

Закончив трапезу, Степан облизал пальцы, на которые пролились медовые нити с куска хлеба, и спросил Тимофея, который продолжал прихлебывать чай, вприкуску с медом.

– Что-то Вас, Тимофей Гаврилович, долго не пришлось видеть, вот я и заглянул по-соседски, справиться о вашем здоровье. Не болит-ли спина, или какая другая хворь привязалась? Вы в почтенном уже возрасте и болеть вам не зазорно, но помощь от соседа может пригодиться.

– Здоров я, Степан, – ответил Тимофей, заканчивая чаепитие, – меня не было в Москве с запрошлой недели: по указанию боярина Годунова пришлось съездить в Брянск и передать грамоту для воеводы, по случаю замирения с поляками. Зачем мне пришлось ехать – это разглашению не подлежит, но вчера я возвратился и вот сегодня отдыхаю дома и медком балуюсь. Если есть время, могу еще сказку про нашего царя Иоанна сказать – как, Степан, готов слушать старика?

– Конечно, Тимофей Гаврилович, дело к вечеру, делать нечего, да и Мария моя пошла к соседке посудачить про женские дела. Помнишь, наверное, из семейной своей жизни, если бабы между собой завяжутся языками, то развязки долго ждать надо – ответил Степан и попросил подьячего: – Скажи-ка, Тимофей Гаврилович, о самом начале царствования Иоанна, когда он стал править единолично.