Анатолий Панков - Эх, хорошо в Стране Советской жить. От Сталина до Путина, от социализма до капитализма

«Все граждане Союза ССР в возрасте от 16 лет, постоянно проживающие в городах, рабочих поселках, работающие на транспорте, в совхозах и на новостройках, обязаны иметь паспорта.»

Из этого перечня, где не говорится про колхозы, делается вывод, что колхозникам было запрещено выдавать паспорта. Но в тексте нет такого прямого указания. Просто колхозников не обязывализаводить паспорта. И, соответственно, им не надо было оформлять прописку.

Исходя из этого, защитники советизма обвиняют «антисоветчиков» в подтасовке фактов. Во-первых, мол, ещё до этого существовали удостоверения личности, которые выдавались абсолютно всем гражданам страны старше шестнадцати лет. Во-вторых, паспорта могли получать и колхозники, когда уезжали в другие края. В-третьих, ссылаются на другие официальные документы той эпохи, в которых некоторые советские руководители сетовали как раз на задержку с оформлением паспортов, что мешало пополнять рабсилой стройки, развернувшиеся в ходе индустриализации, и выполнять пятилетние планы.

Критики советского «крепостного права» в свою очередь объясняют, что удостоверения личности были узаконены в 1923 году, то есть до сплошной коллективизации. Всё-таки ТОЗы (товарищества по совместной обработке земли), сельскохозяйственные коммуны и артели, появившиеся в первые годы советской власти, тем более во время НЭПа, создавались на другой основе. Самое главное – на сугубо добровольном согласии, со своими уставами. Причём в ТОЗах личные хозяйства, включая скот, инвентарь и даже машины, не обобществлялись, а значит при желании можно было выйти из таких коллективных хозяйств.

Да, соглашаются «антисоветчики», теоретически после выхода постановления 1932 года колхозников не обязали получать паспорта, но без него они не могли долго находиться вдали от родных мест (прямо как в царское время). За нарушение паспортного режима полагался немалый штраф – до ста рублей, а за повторное нарушение – даже уголовное наказание.

Формально любой колхозник мог получить паспорт, чтобы уехать и попытать счастья в других краях, в другой сфере деятельности. Запрета не было. Но, поскольку сельский труд тяжёлый, а зарплата очень низкая, к тому же на трудодни зачастую выдавали полевую продукцию, а не живые деньги, и многие колхозы были настолько убыточными, что годами не могли рассчитаться со своими тружениками, то бегство из колхозов стало массовым. А это не вписывалось в политику большевиков. Достаточно прочитать преамбулу указанного постановления, чтобы убедиться с какой целью началась тогда обязательная паспортизация, а с ней и прописка:

«В целях лучшего учета населения городов, рабочих поселков и новостроек и разгрузки этих населенных мест от лиц, не связанных с производством и работой в учреждениях или школах и не занятых общественно-полезным трудом (за исключением инвалидов и пенсионеров), а также в целях очистки этих населенных мест от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов…»

Кто такие «кулацкие и антиобщественные элементы»? Известный советский правозащитник Кронид Любарский отмечал:

«Это и есть “беглые” крестьяне, а “разгрузка” городов от “не занятых общественно-полезным трудом” – это принудительные направления в места, где ощущается острая нехватка рабочей силы.»

Не отпускать – это была общая политика по стране. Да и каждый председатель хозяйства, пользуясь своей властью, под любым предлогом задерживал выдачу паспортов. Оправдывал своё поведение, в частности, тем, что страна нуждается в хлебе и других продуктах. А страна, как известно, все годы с момента прекращения НЭПа и обязательной массовой коллективизации, бедствовала от нехватки продуктов. К тому же – кругом «враги отечества».

Самыми надёжными способами для бегства из села были призыв в армию (потом можно и не вернуться), учёба в вузах и техникумах, вербовка на работу. Помните этот анекдотичный эпизод из какого-то советского фильма (кажется, из «Председателя»), когда парень, желая выбраться из колхоза, написал заявление, что он собрался поступать в «порнографический» институт. То есть ему было всё равно, в какой – хоть в полиграфический, хоть в «порнографический», лишь бы уехать.

Под предлогом защиты интересов страны можно было до бесконечности тянуть с позволением на естественное право человека жить там, где он хочет. Но в Конституции СССР это право не было закреплено. Добиваться своего права в суде было бесполезно. И опасно. Так что фактически отсутствие паспортов у колхозников стало настоящим крепостным правом в советском варианте.

Я помню, с какими трудностями наши родственники выбирались из Сергиевки. Как правило, путём вербовки. Например, на торфоразработки в Подмосковье, которые активизировались в связи со строительством тепловых электростанций по большевистскому плану ГОЭЛРО (электрификации России). Кстати, для исторической справедливости: не большевики первыми задумались о масштабной электрификации. Ещё при царизме быстрая индустриализация страны потребовала увеличить выработку электроэнергии. Но помешали войны (японская и Первая мировая), да и революции.

Был и ещё один способ сбежать из села – угодив в тюрьму. Но, разумеется, никто специально не пользовался таким вариантом. Тюрьма – не курорт…

Всеобщая паспортизация колхозников стала возможной лишь после выхода постановления Совмина СССР от 28 августа 1974 года. Но фактически она началась лишь с января 1976 года. До конца 1981 года было выдано пятьдесят миллионов паспортов в сельской местности. Эта цифра потрясает. Вот сколько человек наконец-то, через шесть десятилетий после победы «народной власти», стали юридически полноправными гражданами СССР!

Что касается отъезда моего отца, то, полагаю, когда он женился, у него уже был паспорт, коли до этого работал на нефтяном промысле. И он беспрепятственно уехал в Москву. Там уже жил его старший брат Тимофей. Вероятно, с его подачи отец стал плотником, столяром. Вскоре к нему перебралась мама. Жёнам не чинили препятствий для выезда с колхозных территорий.

Затем появился я. Потом – война, плен…

Возможно, и сам плен, и его последствия психологически надорвали отца – это же унижающее тебя пятно на всю жизнь, а «самый справедливый в мире» строй социализма ни на один день не забывал про «предательство» и безжалостно ковырял эту рану при любом удобном случае. Не исключаю, что именно это унижение привело отца, гордого человека, к постоянному пьянству. Он не был алкоголиком: не пропивал последние деньги, не напивался до бессознательности и не валялся на улице, не устраивал драки. Он просто почти ежедневно заглушал свою глубокую боль.