Дмитрий Спивак - Метафизика Петербурга: Французская цивилизация

Как поздно и в какой искаженной форме ни пришла к нам духовность рыцарей-тамплиеров, ей суждено было составить немаловажную область российско-французских метафизических связей.

Впрочем, в систематическом изложении нам довелось пока добраться лишь до времен Новгородской Руси. Пора обратиться к рассмотрению некоторых важных для нашего исследования, характерных черт организации ее духовной жизни.

Основой психологического строя новгородцев XIII-XV столетий было ощущение себя гражданами сильного государственного образования, внутренняя организация которого включала существенные элементы народовластия («вечевой демократии»), внешние сношения с европейскими странами и союзами (в первую очередь Ганзой), были взаимовыгодными (в принципе же – и равноправными), а территория охватывала необъятные и богатые земли русского севера. В их число входили и приневские земли, включавшиеся в ту эпоху в состав так называемой Водской пятины.

Определив вслед за А.В.Арцыховским государственный строй Новгородской Руси как «особый тип феодальной республики», отечественные, равно как и зарубежные историки неизменно подчеркивают, что образцом для ряда характерных новгородских нововведений послужило так называемое Магдебургское право, которым пользовались многие города сопредельных стран, и самый дух западноевропейских городов того времени в целом. Между тем, Франция принадлежала к числу стран, где западноевропейская городская цивилизация зародилась, окрепла и, несмотря на постоянное сопротивление феодальной знати, породила ее могильщика (буржуазию) и победила по всем статьям.

Многие частности этого процесса еще подлежат уточнению. У старых историков была склонность сводить все к преобладанию либо романского, либо германского элемента. В первом случае, городская цивилизация виделась как продолжение традиции античного, в первую очередь – древнеримского города и шла, соответственно, с юга. Во втором, европейский город вырастал из германского укрепления (бурга) и, соответственно, городская цивилизация продвигалась с севера.

Даже не будучи знакомыми с литературными первоисточниками, мы могли бы предположить, что первая теория была выдвинута в кругу французских ученых, вторая – скорее всего, германских. Как ни странно, мы совсем не ошиблись бы. Кроме того, на территории Франции, где германские племена франков сперва покорили местное галло-римское население, а потом и слились с ним, можно бы было сразу предположить своеобразное наложение обеих волн – «северной» и «южной», что также находит себе подтверждение в историческом материале 64 64 К сказанному нужно добавить, что круг теорий, объясняющих возникновение такого уникального феномена, как западный город, на деле гораздо шире, а перечень факторов, оказавших влияние на его возникновение и рост, постоянно пополняется. .

Вспомнив все эти хрестоматийно известные сведения, нам оставалось бы обратиться к свидетельствам о непосредственных контактах представителей французских городов с новгородцами и очертить случаи плодотворных влияний. Пойдя этим путем, мы, к сожалению, остались бы внакладе. Следует оговориться, что отдаленные влияния, вне всякого сомнения, имели место – однако они были, как правило, опосредованными, притом чаще всего запоздалыми, либо же искаженными. Эта закономерность представляется нам определяющей для всей совокупности новгородско-французских культурных контактов.

Действительно, ведем ли мы речь о западноевропейской городской цивилизации – наибольшее значение для Новгорода играет знакомство с организацией самоуправления и всем духом ближайших, а иногда и более отдаленных немецких городов соседней Ливонии или Ганзы 65 65 Нужно отметить, что оба влияния могли и пересекаться, в силу того факта, что некоторые крупные ливонские города принадлежали одновременно также к Ганзейскому торговому союзу. . Заговорим ли об обмене товарами, будь то французские вина или новгородские меха – опять-таки между обеими странами встает мощный посредник в лице Ганзы.

Обратим ли внимание на перенос в Новгород форм западноевропейской готики – ее образцом может служить хотя бы так называемая Евфимиева часозвоня, поставленная в первой половине XV века, уже на излете новгородской независимости, в самом центре великого города, на территории новгородского кремля – опять-таки видим 66 66 Точнее, могли видеть – первоначальная башня обрушилась спустя двести лет после возведения, и была позже воссоздана с известными отклонениями от оригинала. ее запоздалый образец, перенесенный к нам рукой крепкого, однако не самого образованного и смелого в художественном отношении, скорее провинциального немецкого мастера. Напомним, что готический стиль был в основных чертах выработан в XIII веке на территории северной Франции, в силу чего еще долго носил образное наименование «французского стиля».

Одним словом, куда ни кинь – всюду одни опосредованные, косвенные воздействия. Тем большую ценность для потомства представляют редкие случаи непосредственных контактов новгородцев с выходцами из французских земель. К числу таковых принадлежал визит рыцаря Гильбера де Ланноа, которому довелось посетить Новгород Великий на излете его независимости – а именно, зимой 1413 года.

Французский – точнее, бургундский – рыцарь де Ланноа по складу своей личности был типичным членом великого движения крестоносцев, которое долгие годы одушевляло духовную жизнь Западной Европы. Он был набожен и отважен, воинствен и скромен, любознателен и предприимчив. Частично по поручениям своих покровителей – а впрочем, и для удовлетворения собственного любопытства – рыцарь Гильбер объехал немало стран, от Шотландии до Палестины. В Ливонию он прибыл в связи с намечавшимся походом на польские земли, в котором ему не терпелось принять участие.

Пока местные рыцари медлили с выступлением, бургундец решил не терять времени даром и съездить за русскую границу, благо до Новгорода и Пскова было рукой подать. Запасшись рекомендательным письмом от магистра Ливонского ордена, он выехал на север, минул Нарву, там повернул на юго-восток и по прошествии нескольких дней благополучно прибыл в Новгород. Местные власти оказали ему самый теплый прием и ознакомили как с образом правления, так и с обычаями столицы своей земли.

Вскоре отбыв восвояси, смелый бургундец отнюдь не забыл виденного. Более того, на основании своих воспоминаний и записок он составил беглый, но удивительно емкий отчет о пребывании в Новгороде и Пскове, который вошел в состав его написанных на старофранцузском языке записок, получивших заглавие «Путешествия и посольства». Опубликованные посмертно, они привлекли интерес западной, в первую очередь французской читающей публики и, в частности, представили собой едва ли не «первые известные нам зарисовки Руси, выполненные западноевропейцем» 67 67 Кудрявцев О. Великая Русь рыцаря де Ланноа. Первое западное описание Руси // Родина, 2003, №12, с.77 (цитаты из мемуаров рыцаря, приведенные далее в тексте настоящего раздела, сделаны по тексту указанной публикации). .