Василий Игнатьев - «DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть VII. Фабрично-заводске школы Верх-Исетского завода (1923-1939)

В седьмой части представлены фотографии Верх-Исетского завода (общий вид завода и посёлка начала XX века); фотографии цехов завода 1920-х гг.; фотографии автора мемуаров со своими учениками 1920-х гг. и выпускниками с вечера-встречи 1962 г.

[1961-1962 гг.]

Старинная мудрая пословица гласит: «Яблоко падает недалеко от яблони». Смысл этой пословицы сводится к тому, что различные события и явления, а также и предметы в природе и жизни существуют и происходят во взаимодействии, как и следует их рассматривать. По отношению к поставленной нами задаче – дать описание школы ФЗУ ВИЗа за годы 1922-1930 – эта пословица указывает на то, что это описание нужно вести в связи с описанием завода этого времени, детищем которого (завода) школа являлась. В соответствии с этим соображением описание школы будет вестись по плану: завод и школа, что будет единственно правильным и поможет исчерпывающе выполнить поставленную нами задачу.

Школа была открыта в октябре 1922 г. Что из себя представлял в это время Верх-Исетский завод? К этому времени завод, как и другие заводы страны, был на пути к восстановлению после разрухи, которая была причинена стране в целом и промышленности в частности интервенцией иностранных государств и внутренней гражданской войной. Волею и героическими усилиями рабочих завода, под руководством заводской партийной организации, завод шаг за шагом восстанавливался под новым названием – завод «Красная кровля». Этим названием определялось назначение его по выработке кровельного железа, т. е. подтверждалось его прежнее дореволюционное назначение. На заводе ещё живы были свидетели былой славы его по выработке кровельного железа, когда он был поставщиком его в Англию по сложному пути, который начинался волоком до Чусовой, а потом продолжался водным путём до выхода в Балтийское море. Завод восстанавливался. Насколько напряжёнными были темпы восстановления завода свидетельствует то, что к моменту открытия школы на заводе работали уже все прежние цеха: мартеновский, литейный, сутуночный (крупно-сортный), листокатальный, листобойный, парового хозяйства, электрический, механический, кузнечный, модельный и огнеупорный. Существовавшая до революции домна была разрушена в один из субботников как ненавистный памятник прежнего угнетательского строя. Все цеха находились на таком низком уровне технического оборудования, который был характерен для так называемого «демидовского Урала». Для иллюстрации этого положения достаточно привести несколько отдельных штрихов-картинок из цеховых быта и организации того времени, чтобы представить себе уровень тогдашней техники. Автор настоящего очерка ещё в 1924 г. наблюдал, как мартеновская печь № 3 загружалась ручным способом. Ручной способ – клещами полоса прокатанной болванки поднималась к резущей машине в сутуночном цехе. В листокатальном цехе листы прокатывались с «подмусориванием» – с присыпанием древесного угля. Рабочие из цеха уходили в таком виде, что на лице их трудно было рассмотреть его очертания. При всём этом на заводе то там, то здесь проглядывали остатки прежних патриархальных порядков. Бывали, например, случаи, что на литейном дворе мартена появлялись овцы в поисках травы. Там, где в настоящее время расположен цех № 2, была заводская мельница. Некоторые рабочие и в эти годы ещё имели покосы, понемногу сеяли, а летом «страдовали». 15 15 «Страдовали» – здесь, совершали мелкие хищения в чужих огородах. Заводской внутренний транспорт обслуживал частник – Илья Ефимович Талашманов, который для этого содержал целый обоз лошадей-битюков. Едва ли не самую символическую картину патриархальных порядков на заводе являла собою заводская плотина, которая была открыта в качестве моста для общего пользования: по ней заречные жители прогоняли скот на выгоны и обратно, провозили сено, дрова, и вся она была покрыта вахлаками сена, щепами, изрезана колеями от телег и покрыта пылью. Водяная сила Верх-исетского пруда использовалась только листобойным цехом, в котором ею приводились в движение так называемые «хвестовые» (изменённое слово «хвостовые») молота. Здесь листы железа снова нагревались в так называемой печи Лоцманова, складывались в штабели и «пробивались» молотами. 16 16 «Вопрос о том, кто изобрёл этого типа печи – был спорным. Утверждали, что Лоцманов воспользовался чертежами в заводском архиве, по которым эта печь была сделана, и которые принадлежали одному инженеру, умершему до Октябрьской революции. Лоцманов, однако, каким-то образом оформил патент на изобретение, и ему оплачивался какой-то процент с выработки железа по этому цеху. Составитель «Истории Верх-Исетского завода» А. Н. Медведев в личной беседе с автором настоящего очерка говорил ему, что он «развенчал» Лоцманова как изобретателя этой печи». (Примеч. автора). Автор имеет в виду Лоцманова Николая Андреевича – заведующего листопрокатным цехом, изобретателя. На канаве, по которой спускалась через территорию завода вода, можно было иногда видеть удочки и купающихся людей.

Если ко всему этому добавить, что на площадке у завода, как и в дореволюционный период, аккуратно «правились службы» в Екатерининском соборе 17 17 Имеется в виду Успенский собор Верх-Исетского завода, закрытый в 1930 г., восстанавливаемый с 2009 г. Екатерининский горный собор находился в центре г. Екатеринбурга, разрушен в 1930 г. , на берегу пруда у самой плотины «правил службы» о[тец] Ипат 18 18 Здесь, вероятно, автор использует образ священника Ипата из стихотворения Демьяна Бедного «Христос воскресе». , то картина завода и ближайшего окружения его предстанет в образе прошлого. Однако за внешней оболочкой этого прошлого видно было новое, и пульс завода бился совершенно иначе, чем раньше: на лицо были следы пронёсшейся очистительной бури. Свидетелями её была у всех на глазах стенка завода на заводской площадке, выщербленная пулями при расстреле рабочих, и отвратительный каземат в нижнем этаже одного из заводских зданий, находящегося вблизи той же площадки, в который заключены были многие из передовых рабочих завода и из которого была только одна дорога к стенке для расстрела. Пульс завода бился по-революционному, и это особенно было заметно в дни революционных годовщин, когда заводские здания – контора, цеха и клуб украшались кумачовыми полотнищами с революционными лозунгами.

Все цеха, в общем, были укомплектованы кадровыми рабочими, оставшимися в живых после пронёсшейся бури, старыми дореволюционными кадровиками, как их тогда называли. Осуществить это, однако, удалось только потому, что завод впитал в себя значительное количество пришельцев с других заводов – с[ела] Михайловского, Нижне-Сергинского и даже Надеждинского. Но уже в это время, в восстановительный период, по мере приближения завода к дореволюционному уровню выработки продукции, на нём ощутимо чувствовалась недостача рабочей силы, а в перспективе эта недостача грозила принять ещё большие размеры, потому что наряду с восстановлением завода уже стали зарождаться элементы его реконструкции в пределах его промышленного профиля.