Василий Лифинский - Музыкальные вечера в Дахау. «Променад» по аппельплацу и лагерштрассе

В 1943 году в день рождения Гитлера (ему исполнилось 54 года) комендант Яновского лагеря оберштурмфюрер Вильгауз отсчитал из числа заключенных 54 человека и лично их расстрелял.

При лагере для заключенных была организована больница. Немецкие палачи Брамбауэр и Бирман каждого 1-го и 15-го числа проводили проверку больных и, если устанавливали, что среди них имеются такие больные, которые находятся в больнице более двух недель, тут же их расстреливали. При каждой такой проверке расстреливались от 6 до 10 человек.

Пытки, истязания и расстрелы немцы производили под музыку. Для этой цели и был организован оркестр из заключенных, который во время казней постоянно исполнял одну и ту же мелодию, названную «Танго смерти». С сентября 1941-го по июнь 1944 г. под песчаной горой ниже лагеря, в «Долине смерти», где совершались массовые казни, фашистами расстреляно от 150 до 200 тысяч заключённых.

Особенно тяжелая участь выпала на долю раненых военнопленных. В зону ответственности ОКВ можно было эвакуировать только тех раненых, чьи раны заживут в течение 4-х недель. За другими следовало присматривать в особых вспомогательных лазаретах для военнопленных, оборудованных персоналом пересыльных лагерей. Эти лазареты создавались не внутри пересыльных лагерей, а на расстоянии 500–900 м от них. Во многих случаях раненых расстреливали сразу на поле боя. Более четкие инструкции даны в документах, регламентирующих обращение с «ненужными на войне» пленными, которые из-за утраты зрения, конечностей или из-за других ранений были «более неспособны к службе» и, соответственно, нетрудоспособны. Даже в ужасающих условиях лагеря их участь была особенно трагична.

С июня 1942 года всех пленных офицеров Красной Армии, от младшего лейтенанта до полковника включительно, имевших гражданские специальности, стали отправлять на работу в Германию. Обращение с легкоранеными пленными несколько улучшилось, что было связано с дефицитом рабочей силы в рейхе. В то же время тяжелораненых советских военнопленных, признанных инвалидами и нетрудоспособными, командование вермахта передавало СС и полиции на местах. Согласно указаниям рейхсфюрера СС и начальника германской полиции Гиммлера, предписывалось «передать пленных дальше и обеспечить работой», что являлось зашифрованным приказом о ликвидации пленных. Бывший руководитель отдела IV А 1 РСХА штурмбанфюрер СС Курт Линдов заявлял после войны, что генерал-майор фон Гревениц, начальник службы по делам военнопленных, в 1942 г. на совещании представителей ОКВ и РСХА предложил передавать неизлечимых советских пленных для ликвидации в гестапо (Christian Streit).

Общее количество нетрудоспособных пленных, переданных гестапо, неизвестно, поскольку данная статистика тщательно скрывалась. Начиная с осени 1941 года айнзатцкоманды мюнхенского гестапо стали отбирать в VII корпусном округе «неизлечимо больных» пленных и расправляться с ними. После выхода в сентябре 1942 года приказа Кейтеля нетрудоспособные пленные были доставлены в концентрационные лагеря и умерщвлены. В концлагере Нойенгамме только за ноябрь 1942 года газом отравили 251 советского пленного инвалида. Большое количество нетрудоспособных пленных было доставлено в концлагерь Маутхаузен, где их попросту уморили голодом. В концлагере Майданек в ноябре 1943 года газом отравили группу из 334 советских военнопленных инвалидов.

Как показывают сохранившиеся документы, в оккупированных советских областях приказы Мюллера и Кейтеля о ликвидации тяжелораненых советских военнопленных неуклонно выполнялись. В конце октября 1942 г. нетрудоспособные пленные 358-го стационарного лагеря в Житомире «в большом количестве были переданы в распоряжение начальника полиции безопасности». Часть пленных была незамедлительно ликвидирована. 24 декабря 1942 года оставшиеся в живых 68 или 70 военнопленных по приказу начальника полиции безопасности подверглись в Житомире, на северо-западе Украины, «особому обращению». Дело только потому попало в документы, что 20 человек из подлежащих «особому обращению» пленных, ставшие свидетелями расстрела своих товарищей, убили эсэсовцев и сумели бежать (Streit C. Keine Kameraden. – Stuttgart, 1978).

О стойкости советских пленных, проявленной в фашистских застенках, можно судить по письму пятерых заключенных из гестаповской тюрьмы г. Киева (конец 1941-го – начало 1942 г.): «Дорогие друзья, мирные жители, бойцы и командиры. Мы, узники фашизма, сейчас находимся за три часа от смерти. Нас пять человек: Виктор Селезнев, Иван Кириллов, Петр Афанасьев, Андрей Кошелев и Володя Данилов.

Сидим в смертной темнице уже девять дней. Попали в плен в момент оккупации Киева. Нас терзали, пытали, казнили… Мучили два месяца подряд. Пытались узнать много из военной тайны. Но честные воины, русские воины знают, что Родина дороже жизни. Если мы пятеро погибнем, то за нас отомстят миллионы наших товарищей. Прощайте, скоро мы все погибнем, но погибнем геройской смертью.

Прочтите эту записку и сообщите родным, что русские погибают смертью храбрых. Возле виселицы в минуту перед смертью споем «Интернационал». Да здравствует Родина! Да здравствует Красная Армия! Витя Селезнев. Ржев, Кирова, 14. Иван Кириллов. Калинин, ф-ка Ворошилова, д. 5, кв. 20. Кошелев Андрей. Хреновое, Воронежская область. Петр Афанасьев. Ст. Оскол, Советская, 3. Володя Данилов. Тамбовская обл., дер. Негорелое. Прощайте. Данилов».

О силе духа и стойкости советских солдат и офицеров также свидетельствуют многочисленные надписи на стенах гестаповских тюрем, лагерных казематов и карцеров. Некоторые из них написаны на стене или нацарапаны на штукатурке: «Братишки! Черноморцы дорогие! Не думайте, что я попал в плен здоровым. Я был тяжело ранен, но подлечили, сволочи, чтобы использовать как рабочего. Не иду. Сегодня били, отбили все до селезенки, прощайте. Ваш Михаил».

«Сегодня меня не будет, но останетесь вы, моряки-черноморцы. За меня, братишки, пошлите несколько пуль – пусть помнят, что мы не сдаемся, что меня нет, но есть вы. Ваш Николай».

«Меня пытали, били резиновыми палками, на моем теле нет живого места. Оно все черное от побоев».

«20 мая 1944 г. Уводят в неизвестном направлении 280 русских офицеров. Прощайте, братья! Кто будет читать эти надписи, вспомните о нас».

«Русский народ никогда не забудет и не простит фашистам за такие зверства над народами, и в особенности над русскими. Голод, расстрелы, избиения, издевательства».

«Здесь сидел за побег с шахты Чеснаков А. М. 21 день, два побега». «Акулиничев Михаил Федорович 1925 г. р., с Урала, г. Свердловск, сидел за третий побег. И еще буду бежать».

«Будь проклят этот карцер, просидел 35 дней, все пережил и в аду был от переживаний. Товарищи по камере, не отчаивайтесь, мы свою жизнь завоюем».