Василий Игнатьев - «DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть III. Пермская духовная семинария начала XX века

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 725. Л. 17 об.-18 об.

С. Е. Кусакин*

347

С[емён] Е[пимахович] был в нашей семинарии церковным старостой. Он пришёл на смену Демидову, одному из последних отпрысков могущественных когда-то Демидовых, владельцев заводов. 348Старостой С. Е. избран был, очевидно, потому, что был влиятельным купцом и жил неподалёку от семинарии. Он торговал различными сортами кожи, и надо полагать очень успешно, потому что, будучи ещё совсем молодым, он был уже владельцем двухэтажного кирпичного дома неподалёку от семинарии.

При нём были сделаны литые серебряные царские врата; сделаны новые чехлы на подсвечники и аналой для великого поста из чёрного бархата и белые на Пасху и другие торжественные праздники; сменены старые ковры на новые; кое-что новое поступило в ризницу. Главное же, что было предметом особенной гордости Семёна Епимаховича, это – проведение в церковь электричества. Главным средоточием электричества было паникадило, и вот когда за всенощной хор пел «Слава в вышних Богу и на земли мир» и когда он с особенной силой пел слова «Во свете Твоем узрим свет», С. Е. включал электричество на паникадиле, и церковь озарялась ярким светом. Так было и на первых порах пользования электричеством в церкви, но потом, очевидно, было обращено внимание на то, что получалось это слишком театрально, натуралистической бутафорией, этот номер был снят.

Подошла революция 1905 г., и С. Е. насторожился. Нам не было известно, состоял ли С. Е. в какой-либо монархической организации 349, но он сам не скрывал того, какие он предпринял меры предосторожности. Он всегда имел при себе браунинг и, не стесняясь, говорил, как он намерен защищаться. Он говорил даже семинаристам: «Пусть кто-нибудь ясным днём зайдёт ко мне в магазин и в шутку или всерьёз скажет – «руки вверх – не сходя с места, застрелю». И вот случилось так.… Пришёл как-то С. Е. домой на обед в самом благодушном настроении и решил для возбуждения аппетита «пропустить единую», наклонился за бутылочкой, из кармана жилета выпал браунинг, приготовленный к стрельбе (такова была бдительность для внезапной защиты!), раздался выстрел.… Вызванный вскоре врач, посмотрел рану и сообщил, что речь может идти самое большее о двух часах жизни. За это время можно было только оформить завещание, что и было сделано. 350

На третий день гроб был поставлен на ночь в семинарской церкви. В церкви был полумрак. Глухо одна монашка читала псалтырь у изголовья покойного. В полночь три семинариста спустились к гробу, вглядываясь в лицо умершего. Один из них заметил какое-то отступление в причёске покойного, достал гребешок и поправил причёску.

… Среди сторожей был один, который был источником дани, по имени Кондратий. Он оказался участником похорон, а именно был вызван обмывать труп умершего. Он потом рассказывал любопытным людям со свойственным ему юмором. «Мы обтирали», – рассказывал он, покойника вином. Вина было дано порядочно. Мы и покойника, как следует, обмыли и ещё и осталось». «Ну, и что» – спросили слушатели. Кондратий блаженно ухмыльнулся и сказал,… «а остаток выпили». Как после этого не сказать, что в жизни бывают случаи, когда смешиваются в одно и трагическое и комическое.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 725. Л. 18 об.-20 об.

*Авторский заголовок очерка: «Трагическая смерть С. Е. Кусакина».

1960 г.

«Что прошло – то сердцу мило…»

[В. А.] Жуковский.

«Мне всё здесь на память приводит былое –

И юности красной привольные дни»

(Из [арии] Каватины князя в опере «Русалка»). 351

Когда Александр Павлович Миролюбов, инспектор Пермской духовной семинарии, однажды спросил Александра Павловича Успенского 352, ученика той же семинарии, о том, какое же последний выработал за время пребывания в Перми миросозерцание, Александр Павлович второй ответил: «только пермосозерцание». Ошибка Александра Павловича первого была в том, что он философскую категорию – миросозерцание связал с Пермью, локализировал. Этим и воспользовался Александр Павлович второй и очень остроумно ответил на поставленный ему вопрос. Но оба они в этот момент чем-то напомнили гётевских персонажей – Фауста и Мефистофеля, причём как это ни странно Миролюбов выступил в роли Фауста, ищущего смысл жизни, а Успенский – в роли Мефистофеля, надсмеявшегося над философскими порывами Фауста. Как показал ответ Успенского, созерцание Перми было вовсе не философской категорией, а обычным условием материального быта семинаристов.

Другое дело заключалось в том, что созерцание Перми было подчинено смене времён года и отражало различные настроения. В этом отношении оно было более созвучным музыке, например, блестящим «Временам года» П. И. Чайковского. 353

Осень. «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора: весь день стоит как бы хрустальный и лучезарны облака» (?). 354Северная пермская природа не часто баловала такой красотой, какую нарисовал в своём стихотворении Тютчев, но с высоты «Козьего загона» семинаристы не раз наблюдали в таком виде «Закамье» в лёгкой дымке лучезарной дали. 355Направо и внизу на Каме виднелись баржи, полные астраханских арбузов, и сюда-то именно происходило паломничество семинаристов осенью за арбузами. Здесь всё было полно фруктов, привезённых с юга. Телеги с огромными коробками подъезжали прямо по воде к баржам и с последних по лоткам арбузы скатывались в короба. Лавчонки против вокзала и у пристани ломились от яблоков и винограда. 356Телеги, гружённые фруктами, медленно поднимались в гору мимо мешковского дома. Сюда и приходили семинаристы полакомиться за пятачок яблоками и виноградом, а чаще прямо на баржу, где в складчину по пятаку покупали арбуз и тут же с ним «расправлялись». А то и просто так приходили посмотреть на пристанское движение, на «челкашей», которые грузили или выгружали пароходы, и прогуляться по пароходу. 357

Сезонным было увлечение цирком, расположенным у западного выхода из городского сада. 358Сюда вела от семинарии аллея лип, а сад был любимым местом прогулок. Прекрасное создание предков, насадивших его, он и аллея осенью демонстрировали «природы увяданье», а в саду, где между лип попадались рябины, можно было наблюдать «в багрец и золото одеянье леса». Ротонда (беседка) в саду будила в воображении картины гончаровского «Обрыва» и тургеневского «Дворянского гнезда». Опавшие листья, повисшие ветви деревьев, капли, падающие с ветвей – всё это возбуждало в душе то чувство, которое так ярко выразил П. И. Чайковский в «Октябре». Особый оттенок грусти оставлял скверик у театра: в нём грусть природы соединялась с радостью встреч с кем-либо из «коричневых платьев». Через него проходили они иногда ватагой, и сад наполнялся весёлыми голосами. 359Расположенный у театра, он будил в памяти картины пьес, виденных в нём, и желание вновь увидеть эти картины.