Василий Игнатьев - «DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть II. Камышловское духовное училище на рубеже XIX-начала XX веков

Весной 1902 г. мы расстались со своими педагогами по дух[овному] училищу. Но во время учения в семинарии мы однажды встретились с М. Н. в Перми в театральном скверике. Встреча эта была случайной. Мы встретились как хорошие знакомые. М. Н. был расстроен и рассказал нам о том, как по-хамски встретил его наш ректор Добронравов [27] Добронравов Константин Михайлович (1853–1933) – протоиерей, В 1891–1914 гг. ректор Пермской духовной семинарии. Подробнее см. в Части III. Пермская духовная семинария начала XX века. , когда он пришёл к нему с визитом вежливости. Мы рассказали М. Н. о некоторых тёмных сторонах нашей жизни на «бурсе», о чём он, как он сказал, ни он, ни другие наши педагоги не знали.

В [1911] году М. Н. отмечалось двадцати-пятилетие его педагогической деятельности, и мы, его бывшие ученики, послали ему приветливую телеграмму.

Перед первой мировой войной М. Н. переехал в Пермь работать инспектором народных училищ. Он ушёл из духовного училища после того, как он его создал. Он пришёл в него по окончании Казанской дух[овной] академии в момент перевода дух[овного] училища из г. Далматова (впоследствии заштатный город). В начале Камышловское дух[овное] училище было размещено только в половине коридора до парадного крыльца на первом и втором этажах. Вторая половина корпуса была построена после 1890 г. В это же время был построен деревянный дом для инспектора училища. Церковь в училище была освящена в 1893 г., а до этого года ученики ходили на богослужение в собор. В 1912 г. над столовой училища был надстроен великолепный зал. Все эти хозяйственные работы были выполнены под непосредственным надзором и руководством М. Н., так что он передал здание своему заместителю в прекрасном состоянии. [28] После М. Н. Флорова смотрителем Камышловского духовного училища в 1913–1918 гг. был священник Сергей Александрович Увицкий (1881–1932), священномученик Русской Православной церкви. Он передал училище так же в расцвете его организации со стороны учебной и хозяйственной. В этом именно смысле о М. Н. можно сказать, что он создал училище.

М. Н. ушёл из училища, оставив по себе добрую память у своих сослуживцев.

Я встречался с М. Н. в Перми в 1915 г., когда был помощником инспектора дух[овной] семинарии. Он жил тогда в одном из корпусов так называемых архиерейских домов. Старшая дочь его, Ксения Михайловна, была тогда уже замужем за б[ывшим] надзирателем дух[овного] училища Николаем Павловичем Дубровиным. При родителях была вторая дочь Ольга [29] В тексте поставлен карандашом вопросительный знак, на полях написано «Вера и Зоя». ( Ред. ). и сын Серёжа учился в 8 кл[ассе] гимназии. Это была моя последняя встреча с Михаилом Николаевичем.

В 1917 г. шальная пуля на площадке у [кафедрального] собора свела его в могилу.

[ [30] Очерк «Пётр Николаевич Лавров» в составе «Очерков по истории Камышловского духовного училища» в «пермской коллекции» воспоминаний автор начинает рассказом о своём первом приезде и поступлении в училище, о чём см. в очерке «Учение Пети Иконникова в Камышловском духовном училище». Очерк «Пётр Николаевич Лавров» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора начинается так: «Некоторые люди из знавших о двух фамилиях в Камыловском дух[овном] училище – Флоров и Лавров – задавались вопросом, не было ли это сочетание подгонкой под наименование двух святых – Фрола и Лавра, почитаемых среди крестьян, как покровителей животных. Нет, вероятно, такое сочетание было случайным, но легко вызывало у знатоков, так называемых, «святцев» такое предположение, так как эти фамилии относились к двум, рядом стоящим по административной линии деятелям Камышловского дух[овного] училища, из которых один был смотрителем, а другой – инспектором» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 5 об. ]

[ [31] Там же автор описывает облик П. Н. Лаврова: «Небольшого роста, тщедушный, худой; особенно бросались в глаза его тонкая шея, на которой, казалось, как на спичке, была посажена голова – таков был его наружный вид. И при этом он был для учеников грозой. Ещё не поступив в училище, мы через братьев знали, что в нём (училище) есть грозный инспектор, и это именно – Пётр Николаевич. И при первой же встрече с ним ученики инстинктивно чувствовали властную силу этого человека, которая подчиняла их себе и предупреждала: остерегайся нарушить дисциплину в училище и попасть этому человеку на суд за нарушение порядка. В чём была такая сила у этого человека? У него были орлиные, да, иначе нельзя сказать, глаза: он проникали внутрь человека, они втягивали в себя того, на кого они были направлены, они гипнотизировали, подчиняли. Вот почему часто бывало так, что вдруг во время какого-либо шума, сутолоки, к чему склонна бывает молодёжь, врезается острый взгляд П. Н. – и мгновенно водворяется мёртвая тишина» // Там же. Л. 6–6 об. ]

… Под инспекторским попечением П. Н. автор сего находился в течение двух с половиной лет. Если к кому так удобно и заслуженно для характеристики его следовало бы отнести красноречивое выражение «недреманное око», то отнести его нужно именно к Петру Николаевичу. У него было какое-то чутьё немедленно являться туда и в тот момент, когда требовалось его «недреманное око», причём он никогда не повышал своего голоса, никогда не проявлял торопливости и горячности при ликвидации того или иного проявления его подопечными учениками недисциплинированности: шумят ли они в неположенное для этого время, или затеяли какую-либо возню и свалку типа чехарды, достаточно ему было показаться и направить на это свой острый взгляд, как водворялся общий порядок. Око П. Н. было на самом деле «недреманным»: нам было известно, что он, подобно луне, проходящей по небу в «час дозора», поздно вечером, когда мы погружались в сон, обходил снаружи здание в той части его, где были внизу расположены спальные комнаты и заглядывал в них, чтобы убедиться, что все ученики его спят.

О магическом влиянии и магической силе П. Н., воздействующей так таинственно на молодежь, известно была даже за окнами духовного училища. Об этом знали, например, «городчики» – ученики городского училища, и для них его фамилия являлась грозным предостережением от разных неблаговидных поступков. В городе издавна велась «война» между «городчиками» и «духовниками» [32] «Духовники» – учащиеся духовного училища. на подобие войны между племенами метекки (?) и капулетти в известной драме У. Шекспира «Ромео и Юлия». [33] Имеется ввиду два враждующих старинных рода – Монтекки и Капулетти в трагедии У. Шекспира «Ромео и Джульетта». Никто не смог был сказать, из-за чего она шла, что не поделили эти мальчики, но она шла и принимала иногда такие острые формы, что духовное училище, здание его было чем-то вроде крепости, а выход из него был для «духовников» связан с опасностью, что вот-вот где-то из-за угла их кто-то подстерегает и покажи только нос, в спину вышедшему полетят камни. Положение не из романтических или лучше сказать – романтическое, но всегда предостерегающее, как это было при покорении Кавказа, что нужно помнить, что «чеченец ходит за горой». Это вело к тому, что «духовники» выходили в город группами, если нужно было отойти от училища подальше, а иногда даже в сопровождении кого-либо из товарищей-смельчаков, которые существовали под кличкой «отчаянных». Передавали, что однажды П. Н. как раз появился неподалёку от училища, когда группа «городчиков» готовилась напасть на «духовников», но один из них увидел подходящего Петра Николаевича, и достаточно ему было крикнуть: «ребята, Лавров», – как вся «шайка бандитов» рассеялась, как дым.