Николай Дубровин - История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3

В Мачхане генерал-майору Самойлову пришлось испытать то же, что он испытывал в Тифлисе, и видеть во всем затруднения и крайний беспорядок. Почти на глазах соединенных сил лезгины грабили и опустошали селения, жители которых просили помощи. Самойлов настаивал на скорейшем движении вперед, но Ираклий, хотя и понимал, что движение необходимо, медлил, отговариваясь тем, что ожидает умножения своих сил. Царь не составил еще программы будущих действий. Он говорил Самойлову, что следует идти к Белоканам и разорить их, а несколько часов спустя замечал, что хорошо бы было нанести первый удар селению Джарам. Ежеминутные перемены заставляли генерала Самойлова сожалеть, что Ираклий сам принял начальство над грузинскими войсками, а не прислал одного из своих военачальников, «ибо, – доносил он, – того я бы принудил ко всему, а царю только представлять лишь могу. Его высочество соглашается совсем на резоны мои, но только и всего, а поспешности не прибавляется нимало».

Чтобы положить конец бездействию, Самойлов предложил Ираклию два плана действий: или идти прямо на Белоканы и, разорив их, продолжать путь к Джараму, или же разорить лежащие за Алазанью лезгинские селения и потом идти другой дорогой также к Джараму. Царь предпочел последний план, как наносящий ущерб большему числу селений, но все не решался выступить, говоря, что войска его не все еще собрались [81] Рапорты Самойлова генералу Потемкину 8 и 9 октября. Госуд. арх. XXIII, № 13, карт. 47. .

Время уходило, и Самойлов опасался, что экспедиция вовсе не состоится. Наступила глубокая осень, прекрасные дни сменились ненастьем, и в течение четырех суток шел проливной дождь, вода в Алазани быстро поднималась, и можно было ожидать, что переправа вброд окажется невозможной. Между тем в лагере было получено известие, что партия лезгин, вторгшаяся на территорию Грузии, переправившись через Алазань и соединившись с несколькими сотнями новых разбойников, двинулась было к Ганже, но, узнав о приближении русских войск, вернулась обратно. Генерал-майор Самойлов, видя, что представлялся удобный случай встретиться с неприятелем, не переходя реки, не стал уже спрашивать мнения Ираклия, но тотчас же выступил из лагеря и утром 14 октября настиг лезгин близ урочища Муганлу, тянувшихся к близлежащему лесу, с намерением через него пробраться к Алазани. Как ни старался Самойлов пресечь неприятелю дорогу в лес, ему это не удалось, ибо лезгины, заметив наши войска, пошли на рысях и скрылись в лесу. «Царь весьма желал, – доносил Самойлов [82] Потемкину в рапорте от 14 октября. Там же. , – чтоб их в то же время наказать, но до прибытия пехоты нашей ни один из грузин к лесу не подвинулся, и самые их князья стояли неподвижно».

Как только прибыла пехота, Самойлов тотчас же приступил к атаке. Он составил две колонны, одна, в двести егерей под командой подполковника Аршеневского, назначалась для атаки леса с правой стороны, другая, из ста егерей под начальством поручика Голоктионова, должна была наступать с левой стороны. Общее командование двумя колоннами поручено было подполковнику принцу Гессен-Рейнсфельдскому. В резерве правой колонны находился подполковник Квашнин-Самарин с Белорусским батальоном, а в резерве левой – подполковник Мерлин с Горским батальоном. На правом фланге пехоты встали казаки с несколькими сотнями лучших грузинских стрелков, между батальонами были драгуны, а левее всех на открытой поляне расположилась артиллерия, притом так, что могла обстреливать противоположный берег Алазани. Позади русских стояли грузинские войска, при которых находился и царь Ираклий.

Распорядившись таким образом, Самойлов двинулся в атаку. Взобравшиеся на деревья и все время следившие за движением наших войск лезгины встретили наступавших весьма сильным огнем, но после упорного пятичасового боя вынуждены были отступить и поспешно переправляться через реку под огнем нашей артиллерии. Неприятель оставил до двухсот тел на месте, не считая тех, которые были увезены или утонули в реке, у нас было семнадцать убитых и раненых, в том числе тяжело ранен и вскоре умер принц Рейнсфельдский.

Переночевав на поле сражения, Самойлов чрез урочища Карагач, Стефан-Цминду и Мачханы 20 октября возвратился в Тифлис. Победа не принесла никаких ощутимых результатов, так как все дело ограничилось одним рассеянием толпы разбойников.

«Весьма бы было полезнее, – писал князь Потемкин, – если бы начальный удар на лезгин произведен был сильнейшим образом по умножении войск в Грузии и если бы при самом первом случае испытали они всю тягость наших поражений, чрез то бы навсегда облегчились наши предприятия. Страх оружия российского наипаче бы распространился повсюду, и сии разбойники не дерзнули бы уже когда-либо схватиться с нами». Хотя замечание это было вполне справедливо, с другой стороны, нельзя отрицать, что и этот незначительный успех произвел огромное впечатление не только на грузин, но и на самого Ираклия.

Обрадованный победой, царь устроил торжество при вступлении русских войск в свою столицу и пригласил Самойлова прямо в собор, где патриарх ожидал их для благодарственного молебна за дарованную победу. При провозглашении многолетия императрице произведены были пушечные выстрелы [83] Рапорт Самойлова Потемкину 20 октября 1784 г. . На следующий день царь объявил Самойлову, что в патриаршей церкви будет совершено служение о здравии князя Потемкина-Таврического, как покровителя Грузии. Самойлов пригласил в церковь всех офицеров, а по окончании службы ездил к царю благодарить за такое «к главному начальнику нашему уважение» [84] Рапорт Самойлова Потемкину 22 октября 1784 г. .

Ираклий радовался этой победе вдвойне: во-первых, потому, что ненавистные ему лезгины потерпели поражение, а во-вторых, потому, что последствием ее была покорность ганжинцев.

Узнав о движении русских войск к Алазани и видя, что лезгины их оставляют, жители Ганжи отправили посланных к Ираклию с объявлением, что они по-прежнему отдают себя в царское правление. Депутаты приехали в Тифлис накануне прибытия Ираклия, для которого это событие было самым лучшим плодом победы, ибо Ганжинское ханство приносило ему наибольшую часть доходов. Занятый покорностью Ганжи, Ираклий оставил без внимания то обстоятельство, что вскоре после победы при Муганлу лезгины снова вторглись в его владения со стороны Ахалциха, разорили деревню князя Орбелиани близ Куры, взяли в плен 27 грузин и угнали около 1500 голов рогатого скота [85] Рапорт полковника Бурнашева Потемкину 2 ноября, № 79. Госуд. арх. XXXIII, № 13, папка 47. .

Не лезгины, а Ганжа привлекала теперь к себе внимание грузинского царя. Он вошел в переписку с Ибраим-ханом Шушинским, и союзники дали друг другу взаимное обещание снова завладеть Ганжей, иметь там своих губернаторов и по-прежнему делить пополам все доходы ханства. Союзников беспокоило только вмешательство в их дела нухинского хана, решившего поддержать ганжинцев.