Кирилл Королев - Поиски национальной идентичности в советской и постсоветской массовой культуре

– возможность использования этой силы в благих или дурных целях;

– присутствие в возможном мире художественно переосмысленных мифологических и фольклорных персонажей и собирательных образов;

– глобализация сюжетного конфликта в противостоянии абсолютного Добра и абсолютного Зла;

– романтизация поступков и эмоций.

Как направление массовой литературы фэнтези находится в оппозиции не к научной фантастике, а к так называемой «бытовой», или «реалистической», литературе, типичным примером которой могут служить советский производственный роман или произведения А. Хейли и Д. Гришэма. Совместно фэнтези и научная фантастика составляют направление фантастики в поле массовой литературы, и уже внутри этого направления формируется структура тематических оппозиций (условно-ретроспективная фэнтези и условно-прогрессистская НФ); собственно же фантастика есть литература о небывалом / невозможном для современного уровня развития общества.

Итак, фэнтези есть жанрово-тематическое направление, массово воспроизводящее возможность приобщения к чудесному/иррациональному через ретроспективное погружение в романтизированный условно-средневековый литературно-культурный стереотип.

Подобно термину «массовая культура», термин «фэнтези» чрезвычайно многозначен. Исследователи, авторы и читатели согласны только в том, что фэнтези существует; но относительно того, что это за жанр, какими отличительными особенностями он характеризуется, велись и ведутся жаркие споры. Причем эти споры касаются не только сугубо литературоведческих вопросов, но и затрагивают сферы лингвистики, культурологии и идеологии, «плавно перетекая» в конфликт мировоззрений. Более того, упомянутый конфликт во многом определяет отношение индивидов и социальных групп к фэнтези как к социокультурному явлению и к массовой культуре в целом. Поэтому представляется немаловажным хотя бы кратко охарактеризовать существующие в современном обществе точки зрения на предмет указанных споров.

На обсуждении моего доклада, посвященного месту «фэнтезийных» текстов в корпусе современной русской литературы, в Пушкинском Доме (ИРЛИ РАН) в 2012 году первый же вопрос из зала звучал так: «А есть ли слово „фэнтези“ в русском языке?» У меня, человека с богатым издательским прошлым, этот вопрос вызвал недоумение: почти за двадцать лет работы в российских издательствах я твердо усвоил, что такое слово есть и оно обозначает совершенно определенную совокупность художественных текстов, объединяемых на основании тематического и сюжетного сходства. Но для людей, непричастных к книгоизданию, как выяснилось, наличие этого слова в лексиконе русского языка вовсе не является аксиомой. На вопрос из зала я тогда ответил утвердительно – и кратко обосновал свою позицию, а теперь позволю себе изложить свои доводы более подробно.

Слово «фэнтези» с академической точки зрения оказалось заложником стародавней научной полемики пуристов и «космополитов» о допустимости лингвистических заимствований и «разрешенном количестве» этих заимствований в русском языке – полемики, которая на протяжении нескольких столетий периодически выходит за пределы научного круга и порождает горячие, даже ожесточенные общественно-политические дискуссии, отражающие свойственное русское культуре вот уже какой век противостояние западников и славянофилов 41 41 О полемике вокруг языка и национальной идентичности в XIX столетии см.: Лотман Ю. М ., Успенский В. А . Споры о языке в начале 19-го века как факт русской культуры // Труды по русской и славянской филологии. Серия 24: литературоведение. (Ученые записки Тартуского государственного университета, вып. 358, Тарту, 1975. С. 168—254. О борьбе за чистоту языка в советское время: Gorham M . Speaking in Soviet Tongues: Language Culture and the Politics of Voice in Early Soviet Russia. Chicago: Northern Illinois University Press, 2003; Дымшиц А. Л . О некоторых вопросах борьбы за чистоту литературного языка. // Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и языка. Вып. 5. М.: Изд-во АН СССР, 1951. С. 454—460; Вайль П. Л . 60-е. Мир советского человека. М.: Новое литературное обозрение, 1996; Геллер М. Я . Машина и винтики. История формирования советского человека. М.: МИК, 1994. . «Великий и могучий русский язык» в его «первозданной чистоте» для последних – как исторических, так и современных – признается равнозначным «исконной», «духовной» русской культуре и противопоставляется «тлетворному влиянию западной массовой культуры» 42 42 См.: Розов Н. С . Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке. М.: Росспэн, 2011. .

(Вообще следует отметить, что уже в самом отношении к слову «фэнтези» как к «чужеродному» для русского языка предметно проявляется тот культурный национализм, изучению литературных и других художественных манифестаций которого посвящена эта книга.)

Хрестоматийные примеры замен, предложенных в свое время для иностранных лексем А. С. Шишковым и В. И. Далем, по сей день извлекаются на всеобщее обозрение ревнителями чистоты языка в качестве доказательства того, что любую «иноземную» лексическую единицу можно адекватно перевести на русский – а потому заимствования категорически не нужны 43 43 См., например: Феофанов О. А . «Мерчендайзинг» // Реклама: новые технологии в России. СПб.: Питер, 2000. С. 163—164; Мусин В. К . Русскому языку – славянскую защиту // Сайт «Русская народная линия» (http://ruskline.ru/analitika/2011/05/21/istochnik_nashej_bedy/); Иваницкий В . Порча языка и невроз пуризма // Знание – сила. 1998. №9—10. . Звучат апелляции к авторитетам русской словесности 44 44 См.: Целищев Н. Н . Защита чистоты и богатства русского языка // Язык и этнополитика. Екатеринбург: Изд-во УГАУ, 2013. С. 5—11; Малахова Е. В . О засорении русского языка // Сайт «Педсовет» (http://pedsovet.org/blogs/); Ландарская В. М . Сбережем, защитим русский язык (http://egepro100.blogspot.ru/2012/10/podgovkakege-argymentu.html); Колесников В. В . Русский язык перед распутьем (http://samlib.ru/k/kolesnikow_w_w/smutnoewremjarusskogojazyka-1.shtml). Дата доступа 30 августа 2017 г. Отмечу, что большинство публично выступающих против «засорения» языка сегодня составляют школьные педагоги, отстаивающие нормативную правильность, и представители любительской лингвистики (тот же Н. Н. Целищев – профессор кафедры управления и права УГАУ). Отношение лингвистов к заимствованию наиболее четко изложено в работах: Кронгауз М. А . Русский язык на грани нервного срыва: 3D. М.: АСТ, 2012; Крысин Л. П . Русское слово, свое и чужое. М.: Языки славянской культуры, 2004. – как современные антинорманисты непременно вспоминают и цитируют М. В. Ломоносова 45 45 Клейн Л. С . Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. СПб.: Евразия, 2009. С. 211—221. , так нынешние языковые пуристы в своих публичных выступлениях ссылаются, в частности, на стародавний тезис А. П. Сумарокова: «Восприятие чужих слов, а особливо без необходимости, есть не обогащение, но порча языка… На что же нам чужие слова вводить, когда мы по естеству и по примеру предков наших, своих из первоначальных слов довольно произвести можем? 46 46 Сумароков А. П . О истреблении чужих слов из русского языка // Россия и Запад: Горизонты взаимопознания. Литературные источники XYIII века (1726—1762). Вып. 2. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 425—427. » Лингвистическая точка зрения, которую упрощенно можно изложить так: язык – саморегулирующийся организм высокой степени адаптивности, и если он «принимает» лексемы из других языков, значит, это диктуется «внутренними» потребностями языка-рецептора – эта точка зрения, как правило, не принимается во внимание, подменяется, «национально-семантическими», по выражению академика В. В. Виноградова, соображениями 47 47 Виноградов В. В . История слов. М.: Азбуковник, 1999. С. 210. .