Лев Исаков - Разыскания к изначальной Руси. А почему не обязательно так

Министр И. А. Гладнев

Круг замкнулся – Вся Исполнительная Власть Российской Федерации отказалась исполнять функции Государственной Власти по исполнению Законов Российской Федерации

/Текст воспроизводится без адаптации, в том виде, в котором он был опубликован завершающей главой книги БАСНОСЛОВИЯ И РАЗЫСКАНИЯ О НАЧАЛЕ РУСИ/

Начнём…

Итак, что же обнаруживается после столь долгого подхода к стержню темы, тому, что вызывает тревожащее рябление на всяком заявляемом ныне на неё представлении. Я особо выделяю ОБНАРУЖИВАЕТСЯ, не приискивается по безотчётному зову, не в результате охоты по следам прошедшего зверя – по неслышному происку грибника с лукошком, который туда – сюда тыкается, шевелит – ворошит палочкой, и нате – груздей не находит, а все всем говорят – тут они…

1.Состояние темы славяно – русского этногенеза и оформления первой формы великорусского народа – Древнерусской Народности – совершенно неудовлетворительно в отношении срока оформления проблемы и превращения её в центральный пункт отечественной историографии. При большом, пусть неровном, пристрастно политизированном внимании общества Имперская, Советская и Российская историческая наука так и не смогла выйти за пределы, наложенные на рассмотрение развёртывания истории Древнерусского Общества и Государства пристрастной вставкой в ПВЛ эпизода с «призванием варягов» при Мстиславе Великом игуменом-летописцем Выдубицкого монастыря Сильвестром – не вышла за пределы 9 века как даты государственного оформления древнерусского общества, и это при многократном, почти назойливом прокламировании долговременных внутренних причин, порождающих побудительные факторы этого процесса. Попытки такого рода на основе проникших в ПВЛ, как и отложившихся в зарубежных источниках, свидетельствах о значительно более раннем сроке генезиса древнерусского общества и государства, основываются в конечном итоге на миграционной модели происхождения русско – славянской основы, которая в настоящее время является господствующей.

И в главном: сложение Древнерусской народности; и в практически историческом: о конкретном течении этого процесса, завершаемого созданием государства, как фактом открытия социума самому себе – утвердилось одно и то же положение: славяно – россы прямо переселенческий мигрирующий элемент с Дуная (О. Трубачёв), Южной Польши (В. Седов), Южно – Балтийского побережья (от М. Ломоносова до Антинорманистов); слепившиеся в что-то путное по внутренним закономерностям развития союзно-племенных общностей в народность при политическом оформлении через автохтонную династию Кия и Киевичей (с 6 века – по Б. Рыбакову), через Рюрика и Рюриковичей (с 9 века по классической формуле Норманизма – Антинорманизма, пристрастно – воинствующих только к «национальности» своих персонажей).

Как то не принимается в расчёт, что славяно – россы, «хлебники» связанные своими полями, принципиально отличны и от ариев – «коровятников», и от «овцеводов», скифы они, монголы или гунны; и от «свинарей» – германцев, цикл хозяйственного оборота которых с разным энтузиазмом топает – хрюкает – блеет – мычит вместе с ними. Для земледельца доступна только «миграция» в форме бегства с подселением или в самопродажу за кусок хлеба…

Иной подход, выводящий Древнерусское общество из автохтонного субстрата, преимущественно Приднепровья, развиваемый в теоретическом плане Б.А.Рыбаковым в 1940—1960-е годы, к сожалению был свёрнут: по установлению неславянского характера – при декларируемых от плохой игры некоторых элементов сходства – Трипольской (2 тыс. д.н.э./иллиро-фракийцы), Зарубинецкой (3 век д. н. э. —2 век /индо-иранцы), Черняховской (2—4 в./готы-германцы) культур, умозрительно положенных в основание теории; утверждению воззрения на славянский характер только Волынцевской культуры в этом регионе. Показалось, что препятствие следованию линии автохтонизма непреодолимо – работы в этом направлении прекратились и особенно на теоретическом уровне; лопаты по прежнему копали уже в унисон с миграционными постулатами – материал теперь интерпретировался под этнографию вильцев, сорбов, слезян.

Проблема оказалась всецело в руках МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИ УБЕЖДЁННЫХ миграционистов – евроманов типа Клейн – Петрухин – Машинский. Или ни видящих иной картины в возникшем калейдоскопе лингвистического, археологического, этно – фольклорного материала подобно О. Трубачёву и В. Седову, следовавших своим наблюдениям над источниками – и не замечающих, что они влекутся только их наличным состоянием; и о том, что оно именно наличное свидетельствует какая – то неустранимая спорность, не рождающая истины.

Следует признать, неоригинальная как теоретик и недаровитая как полевой археолог литовка М. Гимбутас возобладала над историографическим ареопагом Российской Академии Наук, и единственно своей принципиальной твёрдостью в отстаивании восточно – европейского автохтонизма «балто – славянской языковой общности 3—2 тыс. д. н. э.»; как следствие, она сейчас наиболее цитируемый в мире автор по славяно – русскому этногенезу при том, что все составляющие её «теории» не более чем доступно – популярное изложение содержания полевых и теоретических работ Брюсова, Рыбакова, Третьякова и проч. цензового состава российских историков первой половины 20 века., в целом Национальной школы Российской Археологии и Этнологии, оформившейся к 1900 годам и утвердившейся к 1950-м. Затруднительно даже выделить кого-либо из этой замечательной плеяды исследователей, с разных сторон открывавших обозрению Исторической Науки её новый историографический континент – Евразию. Увы, в наличии возникшей неопределённости – впрочем и оглядки на Миграционное Поветрие, охватившее в 1920—1940-е годы западных коллег – это не стало той выдержанной основой, которая помогла бы ориентироваться в возникшей ситуации. Случилось то, что случилось: западные исследователи, пережив миграционные влечения, несколько диковатые в расписанной Европе, если не вертеть её Берлинским или Римским циркулем, повернулись к автохтонизму и много – много позаимствовали из русско – советского опыта – отечественные, шельмуемые за «автохтонизм» квасными изоляционистами демо – дилетантской сворой, рассеялись аки дым… Немало тому способствовала какая-то непонятная неприязнь московских историков к Б.А.Рыбакову, по общему убеждению ведущему лидеру советской исторической науки 1960—80 гг.; неприязнь, принимавшая почти патологические формы у В. Седова и А. Формозова – причин тому я не знаю… Впрочем, и в 19-м, и в 20-м веке сколь же много раз оправдывалась для русских поговорка: что имеем – не ценим; потеряем – плачем…