Елена Прудникова - Берия, последний рыцарь Сталина

Бывали споры, но все-таки мы принимали решения, в общем, единогласно, единодушно. Мы не только внешне демонстрировали единство, нет, товарищи. Каждый из нас внутренне старался действительно этого единства достигнуть, потому что внешнее единство – это не единство, не осложнять работу коллектива. Каждый из нас думал – может быть, пройдет первый период шабровки, наладки, и дело руководства пойдет более нормально. Однако этот наглец, а теперь видно, что это провокатор и политический авантюрист, воспринял эту нашу святую бережность, святую заботу о единстве партии, о единстве коллектива. Он воспринял так, что можно хамить, можно распоясываться, можно действовать, можно наглеть.

И он все более и более наглел, наглел до того, что, когда приняли решение ЦК по вопросу об Украине, не было там в решении о том, чтобы записку Берия прикладывать, не было об этом и в протоколе. Он звонит Маленкову и Хрущеву и настойчиво требует, почему не записано, что утвердить записку Берия приложить к протоколу и разослать всем членам Президиума. Ну, тогда тоже казалось, что не стоит из-за этого устраивать споры, разногласия, потому что с ним приходилось говорить на высоких тонах.

Маленков. С ним надо было решать сразу.

Каганович. С любым из нас можно спорить. Все помнят Серго Орджоникидзе. Это был темпераментный, острый человек. С ним любой вступал в острый спор, но это был высокопартийный, идейный, принципиальный большевик, и любой спор, который бывал между нами, кончался тем, что через два-три дня мы переходили к очередным делам. Ничего подобного мы не имели с Берия. Это человек прежде всего мстительный, и кроме этого он имел свою цель. Если бы мы вступили в розницу в спор по отдельным вопросам, он по сумме вопросов мог бы почувствовать недоверие и мог бы начать действовать преждевременно. Поэтому я считаю, что мы политически поступили правильно, как марксисты, как ленинцы.

Голоса. Правильно.

Каганович. Мы выдержали до конца, а потом одним махом ПРИХЛОПНУЛИ этого подлеца навсегда. (Аплодисменты.)

Президиум ЦК обобщил все его действия и пришел к выводу, что мы имеем дело с врагом партии и народа. Мы вскрыли это дело своевременно, я считаю. Раньше трудно было нам. Тут извиняться Президиуму не приходится. Есть у нас недостатки и ошибки, мы их будем вскрывать в порядке критики и самокритики, но мы с чистой совестью выступаем перед членами ЦК и говорим, что Президиум ЦК раньше не мог раскрыть этого наглеца. В этот короткий срок мы сумели накопить факты, сумели наблюдать, сумели выдержанно все это обобщить и в нужную минуту решить так, как решили бы это дело наши великие учителя Ленин и Сталин.

Партия и народ, несомненно, одобрят это решение Президиума, которое будет, надеемся, утверждено постановлением Пленума Центрального Комитета нашей партии. (Аплодисменты.)

Но, товарищи, конечно, исключить и арестовать мало. Нам необходимо, и для этого мы обсуждаем этот вопрос, – извлечь из него урок и мобилизовать партию для нового подъема на этой основе, на основе борьбы с врагами, как это всегда было в нашей партии, и правильно разъяснить это дело партии и народу. Мы надеемся, что партия и народ, как правильно здесь говорили товарищи, одобрят это мероприятие. Но надо, чтобы даже та небольшая часть, которая будет думать – а как, почему, – чтобы и она правильно поняла, чтобы на основе разоблачения этого факта поднять идейно-теоретический уровень.

С кем и с чем мы имели дело? Каково социально-политическое лицо всего этого события?

Первый и совершенно правильный ответ – это то, что мы имеем дело с авантюристом, проходимцем, провокатором и, безусловно, шпионом международного масштаба, пробравшимся к руководству партии и государства и поставившим своею целью сделать попытку использования своего положения для захвата власти. Но это субъективная сторона дела. Какова же объективная основа, объективная подоплека, кого он отражает, какую свою линию он клал в основу своей деятельности? Обычный авантюрист ставит перед собой цель личной выгоды, но когда мы имеем дело с политическим авантюристом, мы должны смотреть глубже, что этот авантюрист подтягивал какие-то взгляды, беспринципные, безыдейные, но все же свои принципы. В отличие от идейных принципов партийца-большевика, который свою работу, свое положение, свой пост подчиняет принципам идейного служения делу рабочего класса, делу коммунизма, авантюрист, карьерист Берия наоборот, подчинил свое поведение, свою «линию», свои «принципы» своим авантюрным замыслам – захвату власти в свои руки. Видимо, лавры Шишика не давали ему покоя. Но у нас большевистская партия и мощный рабочий класс. У него были свои принципы, свои идеи, которые он подчинил своей задаче и высказывал, поэтому, если разрозненные факты его деятельности систематизировать, проанализировать, то получим, безусловно, систему если не взглядов, то каких-то своих подходов, какой-то своей линии. Правильно здесь говорили тт. Маленков, Хрущев, Молотов и Булганин о другой линии буржуазного перерожденца. Эта линия на буржуазное перерождение направлена на подрыв социалистической страны, на подрыв ее мощи и подготовку благоприятной почвы для захвата власти и перерождения в буржуазное государство.

Берия не только затормозил нашу работу, но он вел подготовительную почву для замены линии коммунизма, линии большевизма, линии Ленина – Сталина линией перерождения. Конечно, это только попытка, смешно думать, что это бы ему удалось. Но он все же напутал по многим делам, и если бы его ненакрыли, он напакостил бы очень серьезно. Недооценивать это дело нельзя. Мы стояли перед серьезной угрозой, которая устранена Центральным Комитетом нашей партии.

Возьмем национальный вопрос. Всем известно, что основой мощи нашего многонационального государства является дружба народов. Она и в мирное время, и во время войны сыграла важную и решающую роль. Эту дружбу народов наша партия завоевала в борьбе с уклонами – великодержавным и местным национализмом. Так всегда Ленин, Сталин и все мы формулировали этот вопрос. Как подошел к нему Берия? Он заменил борьбу за чистоту национальной политики нашей партии, борьбу на два фронта заменил лестью и натравливанием одной нации на другую. Это диаметрально противоположная точка зрения. В речи на съезде партии его выступление [147]надо рассматривать теперь в другом свете, как об этом правильно сказал товарищ Хрущев. Собственно говоря, своим восхвалением он фактически противопоставлял одну нацию другой.

Товарищ Сталин после Великой Отечественной войны на банкете, когда мы подводили итоги героизма всех народов Советского Союза, которые участвовали в войне, справедливо, по праву, и каждый коммунист, к какой бы нации он ни принадлежал, скажет, что это справедливо, – отдал должное тому народу, который больше всего жертвовал жизнью, тому народу, который был передовиком в этой неравной первое время, тяжелой войне с немецким фашизмом.