Александр Рупасов - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

В представленной выборке из протоколов Политбюро воспроизводятся все выявленные постановления этого органа по проблемам взаимоотношений СССР с его западными соседями – Финляндией, Эстонией, Латвией, Литвой, Польшей, Чехословакией и Румынией. Те решения высшей партийной инстанции, которые, на наш взгляд, не имели самостоятельного значения либо лишь косвенно затрагивали обозначенную в заглавии тему, были помещены (изложены) в тексте комментария, а также во вступительных статьях к разделам. Первый и наиболее объемный из них посвящен постановлениям о государственных отношениях СССР с названными странами – дипломатических, экономических, культурных. Вторую проблемно-тематическую группу образуют документы о деятельности коммунистических и советских общественных организаций в западных соседних государствах, тогда как в третьем разделе собраны основные материалы о международных аспектах политики Москвы в пограничных районах и республиках СССР, а также по отношению к национальным меньшинствам (преимущественно польскому). Два последних раздела образуют постановления и комментарии о механизме подготовки, принятия и осуществления внешнеполитических решений и о кадровых перемещениях советских дипломатических (в том числе торговых и военных) представителей в соседних западных странах.

Установка на полноту публикации материалов Политбюро по проблеме отношений с западными соседями СССР и возможно детальное объяснение каждого постановления, сколь бы малозначительным оно ни представлялось, вызвана как потребностями адекватного изучения деятельности высшей властной структуры, так и второй основной задачей исследования – раскрытия механизмов рождения внешнеполитических решений, их воздействия на взаимосвязь СССР с внешним миром.

Научное понимание внешней политики России и СССР остается актуальной междисциплинарной проблемой. В то время, как наиболее важные исторические исследования советской внешней политики опирались на реконструкцию основных узлов международных отношений («external context») [6] Применительно к межвоенному периоду это особенно характерно для получивших широкое признание работ Дж. Хаслама (Jonathan Haslam. Soviet foreign policy 1930–1933: The impact of depression. L.,1983; idem. The Soviet Union and the struggle for collective security in Europe, 1933–1939. L., 1984; idem. The Soviet Union and the threat from the East, 1933-41: Moscow, Tokio and the prelude to the Pacific War. Pittsburgh, 1992). Признание внешних обстоятельств исходным пунктом исследования свойственно также советской историографии (за частичным исключением историко-партийной литературы), поскольку ее бессознательной предпосылкой было признание вечности, а следовательно, сущностной неизменности существующей власти. , главные политологические усилия по ее теоретическому осмыслению были ориентированы на изучение «domestic context», построение системы внутренних детерминант внешней политики СССР [7] См.: David Holloway. The state of field: Soviet foreign policy//Daniel Orlovsky (ed.). Beyond Soviet studies. Wash., 1995. P. 269–285; Christer Pursiainen. Beyond Sovietology: International relations theory and the study of Soviet/Russian foreign and security policy. Helsinki, 1998. P. 84–97. . Предлагаемая работа не является традиционным историческим сочинением или исследованием в одной из специальных областей международных отношений. Она была задумана как способ углубить наше понимание истоков современных политических процессов – задача, родственная обеим этим областям. Характеризуя внешнеполитические обстоятельства и дилеммы, ставшие предметом постановлений Политбюро, мы стремились с возможной полнотой представить мотивации и процедуры принятия решения, а в некоторых случаях – и реконструировать связи между международными акциями Москвы и явлениями и тенденциями, традиционно относящимися к внутренней политике государства. С другой стороны, «самосознание» советской внешней политики, восприятие большевистской элитой международных процессов мы, насколько это позволяли наши возможности, стремились сопоставить с подходом к этим вопросам со стороны партнеров Москвы, опереться на дополнительные источники – информацию, которой располагали дипломаты, разведчики и журналисты третьих стран.

История Советского Союза – во многом история восстановления, расширения и удержания статуса великой мировой державы. Неудивительно, поэтому, что специалисты по внешней политике СССР сосредоточивали свое главное внимание на его взаимодействии с великими державами, тогда как изучение советской политики в отношении «малых» восточноевропейских государств 20—30-х гг. оказалось на периферии исследовательских интересов. Последующее включение этих государств в состав республик или сателлитов СССР принижало значимость «предыстории» советского блока. В сочетании с господством «реалистической» парадигмы в понимании международных отношений, эти обстоятельства исключали государства Восточной Европы из числа значимых факторов довоенной политики СССР. Распад Варшавского блока и СССР возвратили Восточную Европу к неопределенности и плюрализму международных отношений межвоенного периода. На ее карте появились новые, в том числе ранее никогда не существовавшие, государства; как и в начале 20-х гг. Москва неожиданно оказалась перед проблемой выстраивания взаимоотношений со своими западными соседями (включая поиск ответа на старый вопрос – являются ли те ««настоящими» западными странами» [8] Письмо А.С. Черныха Я.С. Ганецкому, 20.4.1922. – АВП РФ. Ф. 0135. Оп. 5. П. 106. Д. 2. Л. 19. ), а они – перед задачами внешнеполитической самоидентификации и устойчивого развития. Трудность осмысления сегодняшних проблем Восточно-Центральной Европы сочетается со сравнительной бедностью комплексного анализа взаимоотношений между СССР и его европейскими соседями в 20—30-е гг., составлявшими с точки зрения советского руководства некую общность – «санитарный кордон», отделяющий СССР от остальной капиталистической Европы, «буфер» между двумя полюсами основных мировых сил или «плацдарм» для агрессии против СССР (в конце рассматриваемой исторической эпохи превратившийся в плацдарм для советского продвижения в Центральную Европу и создания там сферы советского контроля). Все из рассматриваемых в предлагаемой работе государств (за исключением Чехословакии) в недавнем прошлом образовывали часть Российской империи (страны Балтии и Польша) или включили часть ее территории в свой состав (Румыния). Эстония и Латвия впервые утвердили свое государственное существование. Многонациональные Польша и Румыния, даже по очертанию своих географических границ, мало чем напоминали Первую Республику (будь то эпоха ее расцвета или конца XVIII в.) и довоенное Румынское королевство. Независимая полиэтничная Литва возродилась как национальное государство. Если отношения СССР с большинством других стран опирались на старый каркас договорных отношений и хозяйственных связей с наложенной на них тканью дипломатических и культурных традиций, то в Восточной Европе инфраструктура политических и экономических связей рождалась одновременно с выстраиванием политических комбинаций и определением своего места в них. СССР и другие новые государства, пережив радостное изумление по поводу своего появления на свет, быстро ощутили неуютность существования в новых границах, определившихся под влиянием военного и дипломатического случая, иллюзорных политических расчетов, временной беспомощности или неприкрытого насилия. Как в Восточной, так и в Западной Европе было широко распространено неверие в способность трех малых балтийских государств сохранить свою независимость после того, как Советская Россия преодолеет послевоенную немощь [9] См., например: КА. A.S. Yrjö-Koskisen kokoelma. Kansio 6. Hj.J.Procopen Pro Memoria; Ibid. Kansio 3. H.Holma Yrjö-Koskiselle, 15.5.1927. . Чехословакия Масарика и Польша Пилсудского рассматривали друг друга как «Saisonstaaten». С середины 30-х гг. в политических кругах соседних с СССР государств (за исключением Польши) росли ожидания, которые У. Буллит уподобил настроениям в Афинах, Спарте и Коринфе, следившими за военными приготовлениями Филиппа Македонского [10] W.C. Bullitt to the Secretary of State, desp., Moscow, 19.7:1935. – NASD:761.00/2609. .

Читать дальше