Герберт Дирксен - Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики

Что оставалось делать мне? Из своего опыта Первой мировой войны я знал, что присутствие владельца было гарантией сохранности его собственности. Поскольку я немного говорил по-русски и привык иметь дело с русскими, у меня был шанс выдержать первый опасный удар врага, пока не будет установлен нормальный оккупационный режим, и германские власти вновь не приступят к выполнению своих обязанностей под контролем оккупационных держав.

Еще одна причина перевесила чашу весов в пользу того, чтобы остаться. Выяснилось, что кузина моей жены, фрау фон Охеймб, смертельно больна. Невозможно было транспортировать ее в госпиталь и позволить попасть в руки русских. В моем доме за ней могла ухаживать бывшая сиделка моей жены, которая нашла убежище в Гродицберге. К счастью, мой друг, герр Кронмейер, прибыл в тот момент, когда я мучился этими сомнениями. Он решительно посоветовал мне оставаться, и я решил так и поступить, оставив все же лазейку открытой, чтобы можно было в последний момент уехать на грузовиках Стрекорусса вместе со слугами.

Тем временем, чем ближе подходили русские, тем яснее становилось многое. Обитатели "отеля для беженцев" начали уезжать. До начала февраля мы поддерживали общение, по крайней мере, по вечерам, после обеда. В такие моменты мы собирались в гостиной за стаканом хорошего вина - теперь бесполезно было быть скупым - и болтали о прошлых временах, тщательно избегая жалоб на то, что случилось и что может еще произойти. Я не мог удержаться от сравнения себя и своих гостей с представителями старого режима во времена французской революции, которые тщательно соблюдали правила этикета даже в Бастилии и в повозках, на которых их везли на гильотину. На следующее утро некоторые и? наших гостей отправились на своих лошадях в путь - в неуверенность и нищету.

Я сумел найти родственников двух старых леди и переправить их на одной из моих машин в более безопасное место. Я также доставил племянницу с детьми в Эссен, где теперь жила моя сестра после смерти своего мужа. Крестьяне, искавшие убежища в моем доме, собирались и уходили в "трек". В доме становилось все более пусто и одиноко.

Вечером, числа 1 февраля, меня позвали к телефону. Дочь нашего бывшего священника сообщила новость, полученную ею от матери, жившей в деревне, в 20 километрах к северо-западу, близ железной дороги, ведущей от Бреслау на Берлин, о том, что русские танки прорвались через железнодорожную линию. И теперь лишь вопрос времени, когда они будут в Гродицберге. Уже слышны были ружейные выстрелы в 20 километрах по направлению к городу Хайнау. Отблески пожаров освещали ночное небо. Отставшие немецкие солдаты пробирались вдоль проселочных дорог. Огромный "трек" беженцев из соседней деревни прошел мимо нашего дома, усилив мое чувство одиночества. Наш округ индивидуально ответил на вопрос: "идти в "трек" или нет". Пять деревень, включая Гродицберг, остались. Остальные ушли.

С воскресенья, 4 февраля, связь с внешним миром прервалась: ни телефона, ни электричества, ни воды.

После полудня появился немецкий патруль - офицер и восемь солдат, симпатичные ребята из так называемой Panzer-Vernichtungstrupp подразделения, вооруженного противотанковыми гранатами. Офицер приказал очистить дом, поскольку он останется в нем со своими людьми и будет сражаться. Но это не мой идеал - видеть свой дом и имущество разрушенными ради какой-то бесполезной стрельбы в проигранном деле! Я спорил с офицером. Но тщетно. Так что лошади были впряжены в перегруженные повозки, и мы медленно потянулись вдоль дороги к лесу. Я полагал, что солдаты скоро уйдут, и мы сможем вернуться. Так оно и случилось. Поздно вечером мы вернулись обратно.

Началась наша жизнь в Безлюдной Стране. Ни немцев, ни русских. Нет продовольствия, нет молока с фермы, нет муки, никакой связи с внешним миром, кроме смелых экспедиций отдельных людей в соседние деревни, располагавшиеся в радиусе трех километров от дома. Но, с другой стороны, больше никаких проверок и никакого контроля. И потому свиней резали свободно, масло делали сами владельцы скота. Все делали то, что им нравилось. И все были очень заняты. Вино из моих подвалов было упрятано в защищенном от бомб месте. Серебро закопано где-то в парке. Провизия, бекон и колбасы, и другие необходимые вещи были укрыты в более подходящих местах. Ружья и винтовки также исчезли. Все это должно было быть спрятано и храниться до лучших времен, но, наверное, русские нашли все наши тайники.

Тем временем польские и украинские рабочие в деревне испытывали все большее беспокойство. Хотя поляки, работавшие в моем имении, вели себя хорошо и продолжали работать. Появлялись отдельные русские солдаты. Они заигрывали с польскими девушками и совершили несколько грабежей и избиений. Каждый день я ходил по деревне, подбадривая людей. На домах были вывешены белые флаги. Из соседней деревни просочилась новость, что русские застрелили человека, который пытался защитить девушку от насилия. Девушке удалось бежать. Я говорил с ней, и она подтвердила сказанное.

Здоровье старой фрау фон Охеймб неуклонно ухудшалось, и вскоре она умерла. Пока еще была возможность совершить похоронный обряд в нашей церкви, поскольку священник из числа беженцев остался в Гродицберге. С ним и с некоторыми из моих слуг мы отправились в церковь. На дорогу, ведущую к церкви, выскочили трое русских солдат и остановили машину. Я объяснил им на русском языке, что мы направляемся в церковь. Один из них заглянул в экипаж и довольно объяснил: "Vot Popochka!" и позволил нам проехать. Вернувшись обратно домой, мы нашли здесь все изменившимся. Полчища русских вошли в имение и теперь бродили по комнатам в поисках добычи. С невероятной быстротой они взламывали замки закрытых сундуков и мгновенно находили то, что им нужно: часы, сигареты, шерстяное нижнее белье, ножи и ботинки. Они были превосходные мастера по поиску спрятанных предметов и обыску сундуков. Когда я прибыл, русские были заняты взламыванием шкафов и выдвижных ящиков и разбрасыванием их содержимого. Некоторые из солдат, большинство из которых молодые парни, были пьяны. Некоторые махали револьверами перед моим носом. Вскоре все они ушли.

С этого момента в Гродицберге не иссякал поток посетителей. Имение удачно расположено в отдаленном углу, и потому арьергардные бои, шедшие на главной дороге, его пощадили. Так или иначе, но за немногим исключением, у русских не было намерения оставаться надолго, и через час-другой они торопились уйти. Русские солдаты приходили без офицеров. Офицеры появлялись редко, по двое, по трое, но без рядовых. Форма и вооружение их казались очень подходящими: меховые шапки, прикрывающие уши, отделанные мехом куртки и толстые брюки. Это была смешанная масса, но большинство из них были молодыми парнями. Часто встречались крепкие сибиряки, которые казались людьми жестокими и неприятными. Но в основном - русские крестьянские парни и заводские рабочие. Часто попадались монголы и другие азиаты. Один из них зашел в мою комнату, явно пьяный, довольно крича что-то вроде "Okolo!" Наконец, я догадался, чего он хочет - одеколон, но не для запаха, а в качестве крепкого спиртного.