Герберт Дирксен - Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики

Статья 5. Оба правительства будут в доброжелательном духе взаимно идти навстречу хозяйственным потребностям обеих стран. В случае принципиального урегулирования этого вопроса на международном базисе они вступят между собою в предварительный обмен мнений. Германское правительство объявляет о своей готовности оказать возможную поддержку сообщенным ей в последнее время проектируемым частными фирмами соглашениям и облегчить проведение их в жизнь.

Статья 6. (...) Пункт в) ст. 1-й, ст. 4-я настоящего договора вступают в силу с момента ратификации; остальные постановления настоящего договора вступают в силу немедленно.

Учинено в 2-х подлинных экземплярах в Рапалло 16 апреля 1922 г.

ЧИЧЕРИН

РАТЕНАУ

"Известия" № 102 (1541) от 10 мая 1922 г.

Резолюция, отправленная союзниками канцлеру Вирту по поводу Рапалльского договора

18 апреля 1922 г.

Господин Председатель!

Нижеподписавшиеся державы с удивлением узнали, что в течение первой фазы работ конференции Германия, не сообщив об этом другим представленным там державам, тайно заключила договор с Советским правительством.

Вопросы, затрагиваемые этим договором, составляют именно в данный момент предмет переговоров между представителями России и представителями всех других приглашенных на конференцию держав, в том числе и Германии. Едва лишь неделю тому назад германский канцлер заявил на первом заседании, что германская делегация будет сотрудничать с другими державами в деле разрешения этих вопросов в духе абсолютной честности и солидарности.

Вследствие этого нижеподписавшиеся державы считают своим долгом высказать вполне откровенно свое мнение германской делегации.

Заключение подобного соглашения во время работ конференции является нарушением условий, которые Германия обязалась соблюдать при своем вступлении в число ее участников.

Приглашая Германию явится в Геную и предлагая ей иметь своих представителей во всех комиссиях на равных началах, приглашающие державы засвидетельствовали свою готовность устранить все воспоминания о войне и дали Германии возможность честного сотрудничества с своими бывшими врагами в европейской работе конференции. На это предложение, внушенное духом благожелательности и солидарности, Германия ответила актом, уничтожающим дух взаимного доверия, необходимый для международного сотрудничества, установить который было главной целью данной конференции.

На всяких конференциях официозные совещания между сторонами допустимы и часто желательны: подобный обмен взглядами полечен, поскольку он предназначен облегчать общую работу, и поскольку результаты докладываются конференции с целью служить предметом совместного обсуждения и решения. Не так поступила германская делегация.

В то время как заседала конференция и как Германия была представлена в комиссии и подкомиссии, имевших поручение выработать европейский мир с Россией на основе каннских постановлений, немецкие представители в этой комиссии заключили тайно, за спиной своих коллег, договор с Россией и притом по тем самым вопросам, рассмотрением которых они были заняты в честном сотрудничестве с представителями других наций. Этот договор не представлен на какое-либо рассмотрение или санкцию конференции; мы рассматриваем его как окончательный договор, который авторы не намерены представлять на ее суждение. Он действительно составляет нарушение некоторых ее принципов, лежащих в основе конференции.

При этих условиях нижеподписавшиеся полагают, что было бы несправедливо, чтобы Германия после заключения частных соглашений с Россией могла участвовать в обсуждении статей соглашения между представляемыми ими странами и Россией. Они заключают из всего этого, что германские делегаты отказались участвовать в обсуждении пунктов соглашения между представленными на конференции странами и Россией.

Примите, господин Председатель, уверение в нашем высоком уважении.

ЛЛОЙД ДЖОРДЖ,

ЛУИ БАРТУ,

ФАКТА,

ИШИИ,

ТЕЙНИС,

БЕНЕШ,

СКИРМУНТ,

НИНЧИЧ,

ДИАМАНДИ

Материалы Генуэзской конференции. Полн. Стенографический отчет. Изд. 1922 г. С.306-313.

"Мы начинаем там, где остановились шесть столетий тому назад...".

(...) Ни ориентация на Запад и ни ориентация на Восток должны быть будущей целью нашей внешней политики, а восточная политика в смысле приобретения необходимого клочка земли для нашего германского народа. (...) Победа идеи станет тем скорее возможна, чем более всеобъемлющей будет пропагандистская обработка людей в их массе и чем исключительнее, строже и крепче будет организация, ведущая борьбу практически. (...)

Мы начинаем там, где остановились шесть столетий тому назад. Мы останавливаем святой поход германцев на Юг и Запад

Европы и направляем взгляд на землю на Востоке. Мы завершаем, наконец, колониальную и торговую политику предвоенного времени и переходим к земельной политике будущего. Но когда мы в Европе сегодня говорим о новых земельных владениях, мы можем думать в первую очередь только о России и подчиненных ей лимитрофах. (...)

A. Hitler. Mein Kampf. Munhchen. 1925-1927. S.653, 742, 757, 783. Перевод с немецкого.

Ворошилов - Молотову: "По содержанию письма тов. Чичерина не чувствуется, чтобы гр. Ранцау получил... большевистский отпор нашего Наркоминдела"

7 марта 1926 г.

Москва

Совершенно секретно

В письме на Ваше имя с копией членам Политбюро и Коллегии НКИД от 5 марта с.п, озаглавленном: "Скандал с Германией", тов. ЧИЧЕРИН, между прочим, пишет: "Посол с величайшим возбуждением указал, что эта фраза есть в сущности донос Антанте на секретные вооружения Германии, т. е. как раз по одному из самых больных вопросов между побежденной страной и Версальскими победителями. Это равносильно угодничеству перед последними".

Эта цитата является словами, произнесенными, как сообщает тов. Чичерин, в "величайшем возбуждении" германским послом. Далее следуют слова нашего Наркоминдела, неизвестно, в каком состоянии написанные: "действительно, эта фраза совпадает с доносами всяких французских милитаристов на Германию, и в устах нашего Наркомвоенмора она совершенно неожиданна и чревата непредвиденными последствиями".

Не знаю, совпадает ли моя фраза о германских вооружениях с доносами "всяких французских милитаристов", но тон письма тов. Чичерина в отношении меня совпадает с графским, безусловно. Тов. Чичерин в своем письме ни единым словом не обмолвился, как он парировал наскок "его сиятельства" на выступление Наркомвоенмора. По содержанию письма тов. Чичерина не чувствуется, чтобы гр [аф] Ранцау получил соответствующий большевистский отпор нашего Наркоминдела.

По существу вопроса я не вижу ничего "вопиющего" в моем выступлении, тем более что оно было сделано в присутствии еще трех членов Политбюро: тт. Сталина, Бухарина и Калинина, не сделавших мне ни малейших замечаний. (...)