Герберт Дирксен - Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики

Невероятное нарушение верности и дисциплины, допущенное мятежниками, потрясло японское государство до основания. Страна привыкла к политическим убийствам и, возможно, не прореагировала бы столь сильно на бойню, совершенную в отношении нескольких известных старых и честных людей. Но неповиновение целых соединений императорской армии приказам своих начальников и восстановление дисциплины лишь с помощью крайней меры императорского приказа - произвело эффект грозы, очистившей перегретую и нездоровую атмосферу. К их великому изумлению, зачинщики не отделались лишь несколькими годами тюремного заключения. Тринадцать капитанов и лейтенантов были приговорены к смерти и казнены, тогда как второстепенные виновники получили длительные сроки тюремного заключения. Присутствие на трибунале и казнях вызвало ужасный душевный надлом у многих офицеров, имевших отношение к этому делу. Один из судей сошел с ума, а другой покончил с собой. Однако, вообще говоря, кризис был преодолен, и в дальнейшем акты терроризма больше не повторялись. Начавшийся год спустя китайский "инцидент" полностью отвечал желаниям националистов, а последовавшие восемь лет войны поглотили все без остатка физические и душевные силы армии.

Мне особенно хотелось, чтобы мятеж быстрее закончился, поскольку я записался пассажиром до Ванкувера на корабль, отплывающий из Иокогамы 9 апреля. Зимние месяцы оказались довольно напряженными для меня, и я тщетно старался побороть свою коварную астму - осложнение после бронхита, который, вероятно, был вызван каким-то неизвестным раздражителем, присутствовавшим в японском воздухе. Вместе с другими страдальцами я с октября по февраль подвергался мукам полуудушья, причем лишь в то время, когда находился на японской земле. После нескольких часов на борту корабля я снова был в полном порядке.

Главные дела были устроены. Торговые отношения между Японией и Маньчжоу-го регулировались соглашениями, о которых говорилось выше, в то время как в других сферах начинало развиваться более близкое сотрудничество между Германией и Японией. Группа специалистов германских ВМФ нанесла визит в Японию и попросила поделиться опытом и техническими подробностями создания авианосцев. Германский ВМФ раньше не имел возможности собрать информацию на эту тему, которая до сих пор была ему неизвестна. Отзывчивость и желание помочь, проявленные японцами, прямо противоречили их обычной скрытности. Это было тем более примечательно, что несмотря на старые узы, связывавшие японскую армию с ее бывшими германскими инструкторами, отношения между двумя флотами были не особенно близкими.

Но существовала еще и другая причина, которая делала мой визит в Берлин настоятельно необходимым. В декабре 1935 года мы получили от японского генерального штаба конфиденциальную информацию о том, что Риббентроп и военный атташе японского посольства в Берлине полковник Осима начали переговоры в германской столице, имея в виду установление более тесных политических отношений между двумя правительствами. Никаких подробностей узнать не удалось. И МИД и, как и следовало ожидать ввиду необъявленного состояния войны, превалирующего в отношениях между двумя соперниками, риббентроповский офис хранили глухое молчание. Поскольку я все еще придерживался старомодного убеждения, что в подобных случаях совет посла, находящегося непосредственно на месте, мог иметь некоторую ценность, я решил поближе ознакомиться с вопросом.

Таким образом, первая часть моей миссии в Японию завершилась 9 апреля 1936 года, когда корабль "Impress of Canada" отплыл из Иокогамы в Ванкувер. Первая половина из четырех с половиной лет, проведенных мною в Японии, составила более приятную и разнообразную часть моего срока службы там. Светские и общественные обязанности, а также рутинная работа часто прерывались короткими путешествиями, которые приходилось совершать, в то время как у меня была, конечно, возможность посещать и более отдаленные районы японской империи. Даже обычная повседневная жизнь оживлялась игрой в теннис и посещением многочисленных антикварных магазинов. Поскольку моим надеждам вылечиться от астмы в Германии не суждено было исполниться, то вторая половина моего пребывания в Японии прошла под знаком прогрессирующей болезни и, конечно, китайско-японского конфликта. И потому я полагаю, что в подобном положении дел полезно дать краткий обзор моих путешествий и более личного опыта жизни в Японии.

Искусство, путешествия и светская жизнь

Токио с Иокогамой и Кобе с Осакой являли собой два центра культурной и экономической жизни Японии, и официальные обязанности часто вынуждали меня совершать поездки в провинцию Кобе Осака, или Кван-сай, как она называлась, и должен признать, что поездки эти доставляли мне огромное удовольствие. Мы провели много приятных часов в гостеприимном доме генерального консула Вагнера в Кобе. Местная германская община, столь же многочисленная здесь, как в Токио и Иокогаме, была процветающей, состоятельной и отзывчивой на все призывы благотворительных и культурных организаций. Действовали также и два японских общества с сотнями членов, которые посвятили свою деятельность развитию дружбы и понимания между Германией и Японией. Огромная индустриальная активность этих городов, которые по степени концентрации предприятий тяжелой индустрии сравнимы с Руром и портовыми возможностями Гамбурга, была интересна и как объект для изучения, и как важный фактор развития взаимных торговых отношений.

Но больше всего меня привлекал Киото - культурный центр Японии и - в еще большей степени - религиозное святилище в Паре, где я провел несколько самых счастливых за все время моего пребывания в Ниппон дней. Киото действительно утратил большую часть своего очарования за те тридцать лет, что прошли после моего визита сюда во время первого кругосветного путешествия. За это время он превратился в процветающий индустриальный город с миллионом жителей, и в этом процессе роста величественные старые храмы и дворцы почти растворились в море современного дорожного движения и шума. Но они по-прежнему существовали. Старомодный отель "Мияко" все так же стоял на старом месте и благодаря владельцу, д-ру Ниши, получившему степень доктора в Лейпциге, по-прежнему в большей степени был домом для друзей, нежели прибежищем для странников. А рядом, в часе езды на машине, находилось озеро Бива, которое казалось почти океаном в сравнении с незначительностью и мелководностью большинства других японских озер. Здесь можно было убежать от городского шума, гуляя по тихому холму, где жил поэт Басе, японский Омар Хайям, и где он задумывал свои изящные, прелестные 17 или 32-слоговые стихи.