Ярослав Питерский - Мятежный август

– Здорово, Братва! – крикнул он, не поворачиваясь.

Тот, кто открыл дверь, оказался Игорь Цаплин. Игорь работал председателем кооператива по производству мебели. Он видно тоже болел с похмелья.

Цаплин сидел за столом возле жбана и жевал соленую рыбу. На столе стояла банка с пивом и три кружки. Редькин без приветствия шагнул к столу и, схватив банку принялся пить прямо из нее. Толик, с глазами умирающего от жажды, смотрел как Редькин крупными глотками поглощает янтарную жидкость. После десятого глотка Редькин оторвался от банки и громко крякнул. К ней немедленно приложился Толик. Цаплин, ухмыляясь, смотрел на них, продолжая жевать рыбу, выплюнув кость, он покачал головой и сказал:

– Да, видать, вы вчера порезвились! А знаете, что Горбача спихнули?

Редькин посмотрел на Цаплина безразличным взглядом. До него еще ничего не доходило. Он ждал, когда пиво, охладив желудок, даст живительную влагу организму. Толик же выпучив глаза, икнул и посмотрел на Цаплина.

– Чего? Ты, что перепил? Или на понт нас с похмелья взять хочешь?

– Нет, точно я тебе отвечаю! – громко сказал Цаплин.

Редькин, молча сел на стул и налил из банки в кружку пива. Он даже не посмотрел на Цаплина.

– Если не верите, сейчас по радио услышите! – продолжил Цаплин.

На столе, возле стенки стоял старенький «Альпинист 405». Из него лилась грустная классическая музыка. Вдруг, трансляция прервалась, и диктор начал читать «Заявление Советского правительства о создании ГКЧП».

Слушали молча. Редькин из кружки глотал пиво и с каждым глотком начинал понимать смысл слов. После того как диктор умолк, еще долго стояла тишина. Редькин достал пачку «Стрелы» и закурил. Толик тоже прикурил сигарету. Сделав пару затяжек, он спросил:

– Это чего, опять?

– А хрен его знает?! – ответил Цаплин. – Но мне лично это не нравиться! Опять гайки закручивать начнут!

Редькин продолжал курить и молчать.

– Ты что молчишь Редя, что думаешь? – Толик пихнул его в ногу.

– Суки! Все-таки решились! Я так и знал, – тихо молвил Редькин.

– А, может, Горбач и не болен? А может они его, волки, того? – Толик вопросительно посмотрел сначала на Редькина, потом на Цаплина.

– Конечно, сволочи! Они чуют им все крышка! – громко крикнул от крана Барбос.

Из окошка раздачи продолжалась нестись отборная брань, пиво продолжалось разливаться в емкости.

– Давай! Забирай пяти литровку! Следующий! – кричал Барбос клиентам.

– Что будет! Что будет! Опять коммунизм, мать его! Нет, надо за рубеж сваливать! – запричитал Толик.

Редькин налил себе еще пива и сказал:

– Жалко, теперь, наверное, мой кооператив закроют. – Цаплин развернул бумагу, там лежала соленая рыба.

– Угощайтесь!

– Не лезет, сейчас пиво провалится, можно и пожрать.

После третьей банки ко всем вернулось хорошее настроение, тема того, что будет в дальнейшем со страной, была исчерпана.

– Ну, теперь можно и водки! – сказал Толик и похлопал себя по животу.

– Мужики давай возьмем литру и пошли ко мне домой. Посидим, моя-то к теще в Барнаул уехала, – предложил Цаплин.

Редькин молча кивнул и посмотрел на Толика. Тот, улыбнувшись, сказал:

– Да, может больше уже, так и не попьем! Пошли. Я тут одну хату знаю. Торгуют по восемьдесят.

– Пошли. Спасибо Барбос. Давай доторговывай последним перестроичным, следующий завоз уже хунтовским будет! – мрачно пошутил Цаплин.

Все трое встали и вышли из ларька. Они направились к Цаплину, который жил недалеко. По дороге Толик забежал в подъезд одного из домов и через три минуты вышел с оттопыренными бутылками карманами.

У Цаплина дома была для обывателей этого района довольно таки приличная обстановка. Сказывалось то, что он был председателем мебельного кооператива. Половину домашней обстановки он соорудил как это говорится на халяву. Вообще со стартом кооперативного движения Цаплин нажил себе довольно солидный капиталец и если бы не алкоголь…

Но Цаплин пил и попивал крепко. Из-за этого пошли скандалы с женой, дисциплина в кооперативе упала. Предприятие находилось на грани краха. Цаплин же от этого пил еще больше. Получался печально знаменитый русский замкнутый круг.

Расположившись на кухне, компания некоторое время сидела в гробовом молчании. Но потом все словно встрепенулись. Оживились. Цаплин стал суетиться с закуской. Крупными ломтями настругал колбасы, от которой слегка попахивало несвежестью. Нарезал хлеба, расставив, стаканы, достал трехлитровую банку с солеными огурцами. Она перед самой поверхностью стола вырвалась из рук Цаплина и громко ударилась об стол.

– Осторожней! Ты! – одернул его Редькин.

– Игорек, ты, что колбасы из мумии делал? От нее дохлятиной несет! – язвительно поддел его Толик.

– Дохлятиной говоришь? Так ты не жри! Скоро ты не то, что колбасы, сырков плавленых не увидишь! Опять во всех магазинах будут стоять соль и спички! – парировал его вопрос Цаплин.

– Ты знаешь, при Брежневе хоть мыло свободно было. А сейчас в гости придешь, а тебя спрашивают – руки с мылом мыл?! Тогда чай без сахара пить будешь!

– Ты это про что? Когда ты последний раз харю-то мыл? Чистюля нашелся!

– А ты знаешь, все равно за бугор уеду! Там, у меня родня! Вот так! – Толик криво улыбнулся. – Мне в этом дурдоме не резон! Тем более красноперые вон, что устраивают опять! Мне со дня на день вызов прийти должен! Так что приятно оставаться! – Толик опять улыбнулся.

– Кому?!!! Тебе вызов?! Да ты его уже седьмой год ждешь! Кому ты там нужен?! Там своих таких как собак не резаных! – Цаплин хрипло рассмеялся и закурил сигарету.

Редькин молча разлил по стаканам водку. Молча же, поднял один из них и выпил. Затем нагнул банку с огурцами и с трудом достал самый большой. Немного рассола пролилось на скатерть.

– Э-э-э! Редя! Осторожней! Мне, моя голову за свинарник оторвет!

Редькин не чего не ответил. Он, громко хрумкая ел огурец.

– Редя ты чего? – Толик с тревогой посмотрел на своего приятеля.

– Гони ее тоску печаль! Авось обойдется! Вывернется, как, ни будь Горбачев! – Толик пытался подбодрить совсем за хмурившего Редькина.

– Тебе легко говорить! Ты утверждаешь, виза тебе корячится! А мы тут опять, мордой в навоз! Опять парткомы и прочая ересь! А ты косишь под жида! За бугор свалить хочешь! Да ты такой же еврей, как я узбек! Как более-менее нормально было, так ты за то, что евреем тебя называли в обижуху кидался! Орал даже, что ты надтеречный казак! Потомственный! Что даже тебе звание есаула положено! А как прижало так сразу еврей!? Козел ты, а не еврей! – Редькин, закончив свой эмоциональный спич, отвернулся к окну.

Толик не знал, что ответить. Он, был на половину удмурт, наполовину поляк. Поэтому волосы у него слегка вились, а кожа была слегка смугловатая. Его мечты в связи с отъездом в Израиль были связаны с одним старым евреем, который выехал на историческую родину восемь лет назад. Живя Советском союзе, этот дед коллекционировал старые часы, которые и ремонтировал Толик. За это старый еврей обещал сделать ему вызов, приврав в Израиле, что Толик его троюродный внук, его троюродной племянницы его второй жены. Но возможно этот дед уже беседовал с Моисеем возле стены плача, отойдя в мир иной, а может все это был обман! И, тем не менее, Толик постоянно рассказывал эту историю.