Дмитрий Лисовенко - Их хотели лишить Родины

Отход от революционной линии значительной части [140] руководителей отрядного исполнительного комитета не был случайным. В течение нескольких дней (до получения ультиматума) в лагерь ля-Куртин часто приезжали члены эмигрантского комитета в Париже, «революционные» оборонцы — Морозов, Смирнов, Русанов, Иванов; журналист Туманов, уполномоченные Совета рабочих и солдатских депутатов Эрлих, Гольденберг и многие другие. Все они вели соответствующую работу и среди солдат и среди членов солдатских комитетов. Они-то и подготовили почву для капитуляции части руководителей солдатских комитетов куртинцев. Оборонцы и журналисты убеждали солдат и комитеты, что дальнейшее сопротивление бесполезно, что их требования противоречат интересам революции и народа, а потому русский народ не признает и не поддерживает куртинцев. Эта насквозь лживая и антинародная пропаганда, к сожалению, нашла сторонников среди части представителей солдатских комитетов.

Следует сказать, что капитулянтские настроения некоторых руководителей отрядного исполнительного комитета проявились особенно после того, как члены эмигрантского комитета начали свою контрреволюционную работу. Эти капитулянтские настроения выражались на встречах, которые устраивали эмигрантам руководители отрядного комитета. По случаю приезда каждого из этих представителей куртинский комитет организовывал встречу. Люди выстраивались на плацу; подавалась команда «Смирно»; полковые оркестры исполняли встречный марш, затем «Марсельезу», а председатель комитета или товарищ председателя по всем правилам устава брал под козырек и отдавал рапорт прибывшему. Только после этого начинался митинг, где первое слово принадлежало прибывшему в лагерь эмиссару Временного правительства.

Длинные и нудные речи представителей Керенского к солдатам сводились к одному:

— Вы находитесь далеко от России, — говорили они, — не знаете хода событий, поэтому вы заблудились и идете по неправильному пути. Ваше поведение наносит вред родине. Россия истекает кровью! Подчинитесь Временному правительству! Подчинитесь своему командованию! Просите своих офицеров вернуться к вам. Обещайте в знак покорности сложить оружие, чтобы затем достойно, получить его. Вы, доблестные солдаты, покрывшие себя вечной славой, не потерпите такого позора, каким вы покрыли себя и доверенное вам оружие... [141]

Эти речи встречались солдатами неизменно холодно. Солдаты продолжали верить в правоту своего дела. Но яд сомнения стал проникать в руководство.

Прения в отрядном исполнительном комитете по поводу ультиматума продолжались около суток. Вначале спокойные, они вылились наконец в бурные споры. В заключение выступил с капитулянтской речью руководитель комитета Волков.

— Всем вам известно, — сказал он, — что наша последняя поездка в Париж ничего не дала. Генерал Занкевич в приеме нам отказал, военный комиссар Рапп — также, заявив, что с представителями мятежного лагеря он говорить не желает. Эмигранты Иванов и Смирнов ответили: «Ничем помочь не можем»; журналист Туманов отказался дать о нас корреспонденцию в Россию... Мы ничего не добились. Все провалилось. Наши планы на возвращение в Россию разрушены. Теперь нам ничего не остается, как изменить тактику — подчиниться приказу, сложить оружие, вывести бригаду и оставить лагерь...

Волкова горячо поддержал член отрядного комитета Оалтайтис:

— Я разделяю точку зрения Волкова и высказываюсь за то, чтобы подчиниться, сложить оружие и вывести людей. Я имею все основания думать, — наивно заявил Оалтайтис, — что нас сольют с третьей бригадой. И так как первая бригада численно превосходит третью почти в три раза, а политически она стоит выше, третья бригада быстро растворится в составе первой. Таким образом, нам легко удастся вырвать солдат противного лагеря из рук начальства и привлечь их на свою сторону.

Точку зрения Волкова, Оалтайтиса и других поддержали также члены комитета Валявка и Грахно.

Наступили тяжелые минуты. Солдаты с волнением слушали своих руководителей, которые в самый критический момент стали на путь капитуляции. Многие солдаты были потрясены. Затаив дыхание, они внимательно вслушивались в каждое слово членов комитета — капитулянтов, удивляясь их столь резкому повороту.

Кроме официально приглашенных лиц, на этом расширенном заседании комитета присутствовало много солдат, окруживших помещение, где шло заседание. Здесь решалась судьба 13 тысяч человек. Каждое слово, сказанное на совещании, тут же передавалось солдатами друг другу. [142]

Члены комитета, оставшиеся на революционных позициях, решительно возражали против капитулянтского плана «перемены тактики», выдвинутого руководителями комитета.

Один из авторитетных членов комитета, командир взвода младший унтер-офицер Глоба в своей короткой речи обрушился на капитулянтов:

— Мнение Волкова, Валявки и других сторонников подчинения — ошибочно и опасно. Их план следует рассматривать не как «перемену тактики», а как постыдную капитуляцию. Постыдно и позорно в столь критический момент, — гневно говорил Глоба, обращаясь к Волкову и другим капитулянтам, — оставлять людей одних, если они с вами не пойдут, а если пойдут — отдать их на съедение царским палачам. И в том и в другом случае это будет актом предательства, и вам никто не позволит идти в роты и выводить из лагеря безоружных людей. Если вы решили менять тактику — меняйте одни, но в этом вы скоро раскаетесь.

Волков, Грахно, Валявка и другие капитулянты остались при своем мнении, заявив, что, если с ними не согласны, они уходят одни. Сказав это, они встали из-за стола и вышли. Вслед за ними стали расходиться остальные участники заседания.

Капитулянтство руководителей отрядного комитета поставило солдат 1-й бригады в тяжелое положение. До истечения срока ультиматума оставалось всего лишь несколько часов. Было очевидно, что отказ солдат выполнить требование приказа Занкевича заставит последнего решиться на крайние меры.

В эту ночь солдаты не только не спали, но даже не заходили в казармы. Они до рассвета оживленно обсуждали сложившуюся обстановку. Капитулянтство руководителей отрядного комитета не сломило их духа.

— Пусть нам объяснят цели продолжения войны, — говорили одни, — и тогда мы решим, как нам следует поступить.

— За чужие интересы воевать не будем! А если и будем, то против тех, кто нас заставляет, — говорили другие.

— Никаких приказов не выполнять! Возвращение в Россию — и никаких уступок! Защитить себя сумеем! Пусть подумает тот, кто хочет применить к нам силу оружия, [143] чем все это кончится! — обращаясь к массе солдат, говорили третьи.