Гроссман Эренбург - Черная книга

– Как заминировано поле за проволокой? Понимаете вопрос?

– Не совсем.

– Обычно мины ставятся в шахматном порядке.

– Ага, теперь понимаю. Так и заминировано. Расстояние между минами полтора-два метра

– Благодарю вас. А теперь я попрошу вас вот о чем. Познакомьте меня с какой-нибудь девушкой.

Борух удивился:

– С девушкой?

– Да. Вчера справа от вас стояла молоденькая девушка, кажется голландка, стриженая, волосы каштанового цвета. Помните, она курила. Вот хотя бы с ней. Она не говорит по-русски, и это как раз очень удобно. Со мною вам встречаться больше незачем. Мы с Лейтманом спим рядом; все, что надо, будет вам передавать он. А теперь пойдем в женский барак знакомиться с девушкой.

Прошло несколько дней. Каждый вечер Печерский встречался с Люкой – так звали его новую знакомую, молоденькую голландку. Оба сидели на досках около барака. То один, то другой заключенный подходили к Печерскому и заговаривал с ним, – на первый взгляд о самых обыкновенных вещах.

Подходил и "капо" Бжецкий, немного понимавший по-русски, – тогда Печерский немедленно принимался любезничать с девушкой. Люка с самого начала смутно догадывалась, что вовлечена в какую-то игру. Она молча.поддерживала конспирацию. Печерский был советским человеком, – уже одно это возбуждало надежду Люки, ей хотелось ему верить.

Печерский был вдвое старше этой восемнадцатилетней девушки. Но он с ней подружился. Люка рассказала ему свою историю. Здесь в лагере ей пришлось скрыть, что она дочь немецкого коммуниста, бежавшего из Германии в Голландию, когда гитлеровцы пришли к власти. Отцу ее удалось скрыться и во второй раз, когда немцы оккупировали Голландию. Немцы арестовали ее вместе с матерью. Братьев ее убили. Мать и дочь привезли в Собибор.

Отношения между Печерским и Люкой оставались на протяжении всех этих трагических дней дружескими. Люка поняла смысл и цель их дружбы. Привыкшая еще в детстве к конспирации, она ни о чем не спрашивала, догадываясь, что у Печерского есть серьезные основания не посвящать ее в свои замыслы.

Таким образом, не возбуждая ни чьих подозрений, Печерский осваивался среди массы незнакомых ему лиц и попутно узнавал кое-что о расположении лагеря, о настроениях людей, об охране.

Вскоре он снова встретился с Борухом.

– Вот первый план, – начал рассказывать Печерский, – он сложен и едва ли выполним, но все- таки выслушайте. Столярная мастерская находится в пяти метрах от проволоки. Между рядами проволоки четыре метра Минированное поле – еще пятнадцать метров. Прибавьте к этому семь метров внутри столярной мастерской, – итого тридцать пять. Нужно сделать подкоп. Я подсчитал, что придется спрятать под полом и на чердаке приблизительно двадцать кубометров земли. Копать придется только ночью. У этого плана две отрицательные стороны: едва ли шестьсот человек смогут проползти друг за другом тридцать пять метров в течение одной ночи. Кроме того, если мы и уйдем, то уйдем, так и не уничтожив немцев. Поговорите с вашими по поводу этого плана. А о втором плане я пока вам ничего не скажу.

– Почему?

– Нужны еще дополнительные сведения. А пока вот что: беретесь вы достать штук семьдесят ножей или бритв? Я раздам их ребятам.

– Будет сделано, – ответил Борух. – А теперь мне надо посоветоваться с вами об очень важном деле. В нашу группу входит Моня – вы его знаете: из тех молодых ребят, что строят бараки. Вчера к нему подошел "капо" Бжецкий и заявил, что знает о готовящемся побеге. Конечно, его постарались разуверить. Он выслушал все и сказал, что хотел бы присоединиться к нам и бежать.

– Я задумался – пишет Печерский, – хотя это и похоже на провокацию, но мысль о том, что "капо" может помочь, показалась мне необычайно соблазнительной.

– Моня считает, – продолжал Борух, – что каким бы негодяем ни был Бжецкий, тут на него можно положиться. Бжецкий отлично знает, что в последнюю очередь немцы уничтожают и "капо": они не могут оставить живых свидетелей своих преступлений.

– Что же вы ответили Моне?

– Что один, без вас, ничего решить не могу.

– Подумаем насчет "капо". А пока пора разойтись.

Кузнец Райман тайно исполнял заказ Печерского, – делал ножи. Кузница помещалась рядом со слесарной мастерской. Вечером в кузнице собралось несколько человек, среди них был и Бжецкий. Немецкая охрана отдала в слесарную мастерскую для починки патефон. Печерский и Лейтман были приглашены "послушать патефонные пластинки".

Разговор начался издалека. Завели патефон. Кузнец жарил оладьи.

Я отказался от оладий и заговорил о пластинках. Бжецкий все время пытался перевести разговор на тему о побеге. Под разными предлогами я уклонялся. Наконец, он дал знак кузнецу. Тот взял патефон и вышел в слесарную. Все пошли за ним. Мы остались с Бжецким с глазу на глаз.

– Я хотел поговорить с вами, – начал он, – вы догадываетесь о чем?

– Я плохо понимаю по-немецки.

– Хорошо, будем говорить по-русски. Правда, по-русски я говорю неважно, но если хотите, мы договоримся. Прошу вас, выслушайте меня. Я знаю о том, что вы готовите побег.

– Вздор! Из Собибора бежать невозможно.

– Вы делаете это очень осторожно. Вы редко бываете в бараках. Вы никогда ни с кем не разговариваете за исключением Люки. Но Люка – это только ширма. Саша, если бы я хотел вас выдать, я мог бы это сделать давным-давно. Я знаю, вы считаете меня низким человеком. Сейчас у меня нет ни времени, ни охоты разубеждать вас. Пусть так. Но я хочу жить. Я не верю Вагнеру (начальнику лагеря), что "капо" не убьют. Убьют, и еще как. Когда немцы будут ликвидировать лагерь, нас уничтожат вместе со всеми.

– Хорошо еще, что вы хоть это поняли. Но почему же вы об этом говорите со мной?

– Я не могу не видеть того, что происходит. Все остальные только исполняют ваши распоряжения. Шлейма Лейтман говорит с людьми от вашего имени. Саша, поймите меня: если "капо" будут вместе с вами – вам будет несравненно легче. Немцы доверяют нам, У каждого из нас есть право передвижения по всему лагерю. Короче говоря – мы предлагаем вам союз.

– Кто это мы?

– Я и Челик, "капо" банной команды.

Я встал, прошелся несколько раз из угла в угол по кузнице.

– Бжецкий. – начал я. посмотрев ему прямо в лицо, – могли бы вы убить немца? Он ответил не сразу.

– Если это нужно для пользы дела, мог бы.

– А если без пользы? Точно так же, как они сотнями тысяч уничтожают наших братьев.

– Я не задумывался над этим.

– Спасибо за откровенность. Нам пора разойтись.

– Хорошо. Но еще раз прошу вас, – подумайте о том, что я вам сказал.

Я ответил, что мне думать не о чем, поклонился и вышел. Однако, именно то, что Бжецкий задумался, прежде чем ответить на мой прямой вопрос об убийстве немца, заставило меня предположить, что, может быть, в этом случае он действует без провокационных намерений. Провокатор согласился бы сразу".