Александр Дюма - Кучер кабриолета

Я бросаю взгляд на адрес: улица Фоссе-Сен-Виктор.

"Конец не близкий", - говорю.

"Не важно, найми кабриолет и возвращайся обратно через полчаса".

Я выбежал на улицу как встрепанный; мимо проезжал кабриолет, я вскочил в него.

"Сто су, приятель, чтобы отвезти меня на улицу Фоссе-Сен-Виктор и вернуться обратно!"

Хотелось бы мне самому хоть изредка иметь таких щедрых седоков...

Останавливаемся у подъезда невзрачного дома. Стучу, стучу, наконец привратница, брюзжа, отворяет дверь.

"Брюзжи себе", - бормочу я и спрашиваю:

"На каком этаже живет господин Дюмон?"

"Боже мой, уж не с вестями ли вы от его дочки?"

"Да, и с отличными", - отвечаю я.

"На шестом этаже, в конце лестницы".

Я поднимаюсь, перескакиваю через две ступеньки; одна дверь приоткрыта; смотрю и вижу старика военного, который безмолвно плачет, целуя какое-то письмо, и заряжает при этом два пистолета. "Должно быть, отец девушки, думаю, - или я очень ошибаюсь".

Толкаю дверь.

"Я приехал к вам от мадемуазель Марии", - говорю ему.

Он оборачивается, становится бледным, как мертвец, и переспрашивает:

"От моей дочери?"

"Да, от мадемуазель Марии, вашей дочери. Ведь вы - господин Дюмон и были капитаном при прежнем режиме?"

Он утвердительно кивает.

"Вот, возьмите письмо".

Он берет письмо. Скажу, не преувеличивая, сударь, что волосы дыбом стояли у него на голове, а со лба падали такие же крупные капли, как из глаз.

"Она жива! - воскликнул он. - И спас ее твой барин! Сию минуту, сию же минуту вези меня к ней! Вот возьми, мой друг, возьми!"

Он шарит в ящике небольшого секретера, вынимает оттуда три или четыре пятифранковые монеты, которые словно играли там в прятки, и сует мне их в руку. Я беру деньги, чтобы не обижать его. Осматриваю помещение и думаю: "Не больно ты богат". Поворачиваюсь на каблуках, кладу все двадцать франков позади бюста некоего полководца и говорю отставному военному:

"Премного благодарен, господин капитан".

"Ты готов?"

"Жду только вас".

И он ринулся вниз по лестнице, да так быстро, как если бы съезжал по перилам.

Я кричу ему:

"Послушайте, послушайте, служивый, на вашей винтовой лестнице ни черта не видно!"

Какое там! Он был уже внизу. Ладно. Сидим мы в кабриолете, и я говорю ему:

"Не сочтите за нескромность, господин капитан, но позвольте вас спросить, что вы собирались делать с заряженными пистолетами?"

Он отвечает, сдвинув брови:

"Один пистолет предназначен некоему негодяю, да простит его Бог, а я простить не могу".

Я говорю сам себе: "Понятно, он имеет в виду отца ребенка".

"А другой - мне".

"Хорошо, что все обошлось иначе", - отвечаю я.

"Дело еще не кончено, - заявляет он. Но скажи мне, каким образом твой барин, этот превосходный молодой человек, спас мою несчастную Марию?"

Тут я все рассказал ему. Слушая меня, он рыдал, как ребенок... Сердце разрывалось на части при виде того, как плачет старый солдат, извозчик и тот сказал ему:

"Сударь, как это ни глупо, а слезы застилают мне глаза, и я с трудом правлю лошадью. Если бы бедное животное не было умнее нас троих, оно прямиком отвезло бы нас в морг".

"В морг! - воскликнул капитан, вздрогнув. - В морг! Подумать только, что я не чаял найти мою несчастную Марию, мою любимую дочку, в ином месте; я уже воображал ее себе, бездыханную, на черном и мокром мраморе! О, скажи мне его имя, имя твоего барина: мне хочется благословить его и поминать вместе с другим дорогим мне именем".

"С именем того человека, чей бюст стоит у вас в комнате?"

"О, Мария! Ведь правда, что она вне опасности? Врач отвечает за ее жизнь?"

"Не говорите мне об этом враче: дурак он, недоумок!"

"Как? Разве состояние моей дочери внушает опасение?"

"Да нет же, нет! Это относится ко мне, к моему носу".

Пока мы беседовали, экипаж катил себе по улицам, и вдруг извозчик крикнул:

"Приехали!"

"Помогите мне, друг мой, - попросил капитан, - ноги что-то не слушаются меня. Где живет твой барин?"

"Вот тут, на третьем этаже, там, где горит свет и какая-то тень виднеется за занавеской".

"Идем же, идем!"

Несчастный человек! Он был белее полотна. Я взял старика под руку и почувствовал, как сильно бьется его сердце.

"А что, если я найду ее бездыханной?" - проговорил он, смотря на меня безумным взглядом.

В тот же миг двумя этажами выше распахнулась дверь квартиры г-на Эжена, и мы услышали женский голос:

"Отец! отец!"

"Это она, это ее голос!" - вскричал капитан.

И старик, который за секунду перед тем дрожал всем телом, взлетел по лестнице, словно юноша, вбежал в спальню, ни с кем не здороваясь, и, плача, бросился к кровати дочери.

"Мария, дорогое дитя, любимая девочка моя!" - твердил он.

Когда я вошел, трудно было не растрогаться, видя их в объятиях друг друга. Старик прижимался своей львиной головой с большущими усами к личику дочери, сиделка плакала, г-н Эжен плакал, я тоже заплакал, словом, настоящий потоп.

Хозяин говорит сиделке и мне:

"Надо оставить их вдвоем".

Мы выходим все трое. Г-н Эжен берет меня за руку и говорит:

"Подожди Альфреда де Линара - он скоро вернется с бала - и попроси его зайти ко мне".

Я занимаю наблюдательный пост на лестнице и думаю: "Ну, приятель, ты за все получишь сполна".

По прошествии четверти часа слышу "траля-ля, траля-ля!" Это он поднимается по лестнице, что-то напевая. Я вежливо обращаюсь к нему:

"Мой барин просит вас на два слова".

"Разве твой барин не может подождать до завтра?" - возражает он насмешливо.

"Видно, не может, раз он просит вас зайти немедленно".

"Хорошо. Где он?"

"Я здесь, - говорит г-н Эжен, услышавший наш разговор. - Не будете ли вы так добры, сударь, войти в эту комнату?"

И он указывает на дверь комнаты, где находится мадемуазель Мария. Я ничего не мог понять.

Я отворяю дверь. Капитан направляется в соседнюю комнату, делая мне знак не вводить гостя, пока он не спрячется. Как только старик скрылся, я говорю:

"Входите, господа".

Мой хозяин вталкивает г-на Альфреда в спальню, затворяет за ним дверь, и мы остаемся в коридоре. Я слышу дрожащий голос: "Альфред!" - и другой удивленный голос, вопрошающий: "Как, Мария, вы здесь?"

"Господин Альфред - отец ребенка?" - спрашиваю я у хозяина.

"Да, - отвечает он. - Давай постоим здесь и послушаем".

Сперва до нас доносился только невнятный голос мадемуазель Марии, которая, казалось, о чем-то просила г-на Альфреда. Это продолжалось довольно долго. В конце концов мы услышали мужской голос.

"Нет, Мария, - говорил он, - это невозможно. Вы с ума сошли. Я не властен жениться на вас: я завишу от своей семьи, и она не потерпела бы этого брака. Но я богат, и если деньги..."

При этих словах в комнате началось что-то невообразимое. Капитан даже не дал себе труда отворить дверь комнатки, где он прятался, а высадил ее ударом ноги. Мадемуазель Мария вскрикнула, капитан выругался, да так громко, что зазвенели стекла.