Александр Дюма - Сальватор

Молодые люди насторожились.

- Позволь с тобой не согласиться, но самым вежливым образом, каким только можно, принцесса, - говорил один голос.

- Клянусь тебе, это чистая правда, накажи меня Бог!

- Какая мне разница, правда это или нет, если это совершенно неправдоподобно! Пусть лучше будет ложь, но правдоподобная, и я тебе поверю.

- Спроси лучше у Пакерет, и сам увидишь.

- Подумаешь, ручательство! Софи Арну отвечает за графиню Дюбарри! Графиня Валёк отвечает за принцессу Ванврскую!

Пакерет - за Шант-Лила!

- Слышите? - обрадовался Людовик.

- Мы по-прежнему любим петарды, господин Камилл? - спросила Шант-Лила.

- Больше чем когда-либо, принцесса! На сей раз у меня была причина: я устроил целый фейерверк в честь вашего особняка на улице Брюийер, четверки рыжих лошадей с подпалинами и ваших вишневых жокеев, и все это - даром.

- И не говори! У меня такое впечатление, что он ищет девушек, получивших награду за добродетель, и намерен увенчать меня короной.

- Нет, он тебя приберегает, возможно, для брака.

- Дурак! Он женат!

- Фи, принцесса! Жить с женатым мужчиной! Это безнравственно.

- А вы-то сами?

- Ну, я так немножечко женат! И потом, я с тобой не живу!

- Нет, вы со мной ужинаете, только и всего. Ах, господин Камилл, лучше бы вы женились на бедняжке Кармелите или написали ей вовремя, что больше не любите ее. Она вышла бы замуж за господина Коломбана и сегодня не ходила бы в трауре.

И Шант-Лила тяжело вздохнула.

- Какого черта! Как я мог это предвидеть? - возмутился легкомысленный креолец. - Мужчина ухаживает за женщиной, становится ее любовником, но не обязан на ней за это жениться!

- Чудовище! - ужаснулась графиня Валёк.

- Я не брал Кармелиту силой, - продолжал молодой человек, - как, впрочем, и тебя, Шант-Лила. Скажи откровенно, разве я взял тебя силой?

- Ах, господин Камилл, не сравнивайте нас: мадемуазель Кармелита порядочная девушка.

- А ты - нет?

- Я просто добрая девушка.

- Да, ты права: добрая, превосходная!

- Да если бы я тогда не упала со своего осла на траву и не лишилась чувств, еще неизвестно, как все обернулось бы.

- А банкир?

- С банкиром вообще ничего не было.

- Опять ты за свое... Знаешь, мудрец Соломон сказал, что только три вещи в мире не оставляют следов: птица в воздухе, змея на камне и...

- Знаю! - перебила его Шант-Лила. - При всем вашем уме вы дурак, господин Камилл де Розан. Я гораздо больше люблю своего банкира, который дал мне сто тысяч франков, чем вас, ничего мне не давшего.

- Как это - ничего, неблагодарная?!.. А мое сердце? Это, по-твоему, ничего не значит?

- О, ваше сердце! - сказала Шант-Лила и вскочила, оттолкнув стул. - Оно похоже на картонного цыпленка, которого подают, как я видела третьего дня, в театре у заставы Сен-Мартен:

цыпленка подают на всех спектаклях, но никто его не ест. Ну-ка спросите, готов ли мой экипаж.

Камилл позвонил.

Прибежал лакей.

- Подайте счет, - приказал креолец, - и узнайте, готова ли карета ее высочества.

- Экипаж подан.

- Подвезешь меня в Париж, принцесса?

- Почему же нет?

- А как же твой банкир?

- Он предоставляет мне полную свободу; кстати, сейчас он, должно быть, на пути в Англию.

- Может, покажешь мне свой особняк на улице Брюийер?

- С удовольствием.

- Надеюсь, графиня Валёк, пример подруги подает тебе надежду? - спросил Камилл.

- Да, как же! - хмыкнула Пакерет. - Разве найдется во всем свете второй такой Маранд!

- Как?! - вскричали в один голос Петрус и Людовик. - Так это господин де Маранд совершает безумства ради принцессы Ванврской? Это правда, Жан Робер?

- Я не хотел говорить, - рассмеялся тот. - Но раз уж Пакерет проболталась, мне остается лишь подтвердить, что я слышал о том же от одного весьма осведомленного человека.

В эту минуту принцесса Ванврская в сногсшибательном туалете прошла мимо окна под руку с Камиллом де Розаном и в сопровождении Пакерет, так как дорога была недостаточно широкой и на ней не могли поместиться обе женщины в пышных юбках.

VIII

Катастрофа

На следующий вечер в десять часов Петрус устроился в засаде за самым толстым деревом на бульваре Инвалидов неподалеку от садовой калитки особняка, принадлежавшего маршалу де Ламот-Гудану. Он надеялся, что Регине удастся сдержать обещание.

В пять минут одиннадцатого калитка неслышно отворилась, появилась старая Нанон.

Петрус проскользнул в липовую аллею.

- Идите, идите! - шепнула кормилица.

- На круглую поляну, верно?

- О, вы не успеете до нее дойти!

И действительно, когда Петрус оказался в конце аллеи, его схватила за руку Регина.

- Как вы добры, как прелестны, милая Регина! Благодарю, что сдержали обещание! Я люблю вас! - воскликнул молодой человек.

- Надеюсь, вы не станете об этом кричать? - остановила его молодая женщина.

Она прижала руку к его рту. Петрус горячо припал к ней губами.

- Ах, Боже мой! Да что с вами нынче такое? - удивилась Регина.

- Я без ума от любви, Регина. Я только и думаю о том, какое меня ждет счастье: целый месяц открыто видеться с вами через день у меня во время сеансов, а по вечерам - здесь...

- И не через день.

- ...А как можно чаще, Регина... Неужели вам хватит мужества, когда мое счастье окажется в ваших руках, играть им?

- Ваше счастье, друг мой, - это мое счастье, - заметила молодая женщина.

- Вы спрашивали, что со мной.

- Да.

- Мне страшно, я трепещу! Я то и дело подходил вчера к двери и прислушивался...

- Вам не пришлось слишком долго ждать.

- Нет, и я благодарю вас от всей души, Регина!.. Когда я вас ждал, меня охватывала дрожь.

- Бедный друг!

- Я говорил себе: "Застану ее в слезах, в отчаянии, она мне скажет: "Петрус, невозможно! Я приняла вас нынче вечером только затем, чтобы сообщить: "Я не увижу вас завтра!"

- Как видите, друг мой, я не в слезах, не в отчаянии, я весело улыбаюсь. Вместо того чтобы сказать: "Я не увижу вас завтра!" - я говорю вам: "Завтра ровно в полдень, Петрус, я буду у вас". Правда, завтра мы приедем не вдвоем с Пчелкой, а еще и с тетей. Но она плохо видит без очков, зато так кокетлива, что надевает их лишь в случае крайней нужды. Тетя время от времени засыпает и тогда видит еще меньше. Мы будем обмениваться взглядами, касаться друг друга, вы будете слышать шелест моего платья, я склонюсь над вашим плечом, проверяя сходство портрета с оригиналом, - не в этом ли радость, счастье, опьянение, Петрус, особенно если сравнивать со страданием, когда мы не можем видеться?

- Не видеться, Регина! Не произносите этого слова! Это моя извечная душевная мука: в любую минуту может случиться так, что я вас больше не увижу.

Регина едва заметно пожала прекрасными плечами.

- Не увидите меня больше! - повторила она. - Да какая сила в мире может помешать мне с вами видеться? Этот человек?