Александр Дюма - Сальватор

Монах положил к ногам римского папы завернутую в бумагу и запечатанную рукопись г-на Жерара, собственноручно подписанную им.

Продолжая стоять на коленях, он протянул руки к манускрипту и поднял умоляющий взгляд к папе; глаза его наполнились слезами, губы тряслись - он с нетерпением ждал ответа своего судьи.

- Вы говорите, сын мой, - взволнованно проговорил Леон XII, - что в ваши руки попало доказательство?

- Да, святой отец! От самого преступника!

- С каким условием он вручил вам это признание?

Монах простонал:

- Предать гласности после его смерти.

- Дождитесь, пока он умрет, сын мой.

- А как же мой отец... Отец?..

Папа римский промолчал.

- Мой отец умрет, а ведь он ни в чем не повинен, - разрыдался монах.

- Сын мой! - медленно, но твердо выговорил папа. - Скорее погибнут один, десять праведников, весь мир, чем догмат!

Доминик поднялся. Его захлестнуло отчаяние, однако внешне он оставался невозмутим. Он презрительно усмехнулся и проглотил последние слезы.

Глаза его высохли, словно перед его лицом пронесли раскаленное железо.

- Хорошо, святой отец, - сказал он. - Я вижу, в этом мире мне остается надеяться только на себя.

- Ошибаетесь, сын мой, - возразил папа. - Вы не нарушите тайны исповеди, однако ваш отец будет жить.

- Уж не вернулись ли мы в те времена, когда были возможны чудеса? По-моему, только чудо способно теперь спасти моего отца.

- Ошибаетесь, сын мой. Вы ничего мне не расскажете - тайна исповеди для меня так же священна, как для других, - однако я могу написать французскому королю, что ваш отец невиновен, что я это знаю. И если это ложь, я возьму грех на себя - надеюсь, Господь меня простит - и попрошу у него милости.

- Милости! Неужели вы не нашли другого слова, святой отец; впрочем, иначе действительно не скажешь: именно "милость". Но милость оказывают преступникам, мой же отец невиновен, а для невиновных помилования быть не может. Значит, мой отец умрет.

Монах почтительно поклонился представителю Христа.

- Подождите! - вскричал Леон XII. - Не уходите, сын мой.

Подумайте хорошенько.

Доминик опустился на одно колено.

- Прошу вас о единственной милости, святой отец: благословите меня!

- С большим удовольствием, дитя мое! - воскликнул Леон XII.

Он простер руки.

- Благословите in articulo mortis [на смерть (латин )], - пробормотал монах.

Папа римский заколебался.

- Что вы собираетесь делать, дитя мое? - спросил он.

- Это моя тайна, святой отец, еще более глубокая, священная и страшная, чем тайна исповеди.

Леон XII уронил руки.

- Я не могу благословить того, кто меня покидает с тайной, которую нельзя открыть викарию Иисуса Христа, - возразил он.

- В таком случае прошу вас за меня помолиться, святой отец.

- Ступайте, сын мой. Это я могу вам обещать.

Монах вышел так же твердо, как робко вошел.

Папе римскому изменили силы, и он рухнул в деревянное кресло, пробормотав:

- Господи! Не отступись от этого юноши! Он из породы мучеников!

XI

Торре-Вергата

Монах медленно вышел от папы.

В передней он встретил привратника его святейшества. - Где его превосходительство виконт Шатобриан? - спросил монах.

- Мне поручено проводить вас к нему, - доложил лакей.

Он пошел вперед, монах последовал за ним.

Поэт, как и обещал, ожидал в Станцах Рафаэля, сидя перед фреской "Освобождение апостола Петра из темницы".

Едва услышав, как скрипнула сандалия, виконт обернулся:

он догадался, что это возвращается монах. Перед ним действительно стоял Доминик. Он окинул его торопливым взглядом и подумал, что лицо монаха напоминает скорее мраморную маску, холодную и безжизненную.

Будучи человеком эмоциональным, виконт сейчас же почувствовал, что от стоящего перед ним монаха веет холодом.

- Ну что? - спросил поэт.

- Теперь я знаю, что мне остается делать, - отозвался монах.

- Неужели он отказал? - пролепетал г-н де Шатобриан.

- Да, он не мог поступить иначе. Это я, безумец, поверил на мгновение, что для меня, бедного монаха, и моего отца, слуги Наполеона, папа римский сделает отступление от основного закона Церкви, от догмата, высказанного самим Иисусом Христом.

- Значит, ваш отец умрет? - спросил поэт, заглядывая монаху в глаза.

Тот промолчал.

- Послушайте, - продолжал г-н де Шатобриан. - Не угодно ли вам будет подтвердить сейчас, что ваш отец невиновен?

- Я вам уже подтвердил это однажды. Если бы мой отец был преступником, я бы уже солгал.

- Верно, вы правы, простите меня. Вот что я хотел сказать.

Молчание монаха свидетельствовало о том, что он внимательно слушает.

- Я лично знаком с Карлом Десятым. Он добр и благороден. Я чуть было не сказал "великодушен", но тоже не хочу лгать.

Перед Богом, кстати, добрые люди выше великодушных.

- Вы намерены предложить мне обратиться к королю с просьбой о помиловании моего отца? - перебил его брат Доминик.

- Да.

- Благодарю вас То же мне предлагал святой отец, но я отказался.

- Чем же вы объяснили свой отказ?

- Мой отец приговорен к смерти. Король может помиловать только преступника. Я знаю своего отца. Если он окажется помилован, он при первой же возможности пустит себе пулю в лоб.

- Что же будет? - спросил виконт.

- Это знает лишь Господь, Которому открыты будущее и мое сердце. Если мой план не понравится Богу, Всевышний, способный уничтожить меня одним пальцем, так и сделает, и я обращусь в прах. Если, напротив, Бог одобрит мой замысел, Он облегчит мой путь.

- Позвольте мне, отец мой, также сделать все возможное, чтобы ваш путь был менее суров и утомителен, - предложил посол.

- Оплатив мой проезд на каком-нибудь судне или в карете?

- Вы принадлежите к бедному ордену, отец мой, и вас не должна оскорблять милостыня соотечественника.

- При других обстоятельствах, - отвечал монах, - я принял бы милостыню от имени Франции или от вашего имени и облобызал бы руку дающего. Однако в том состоянии духа, в каком я оказался, усталость - спасение для меня.

- Несомненно. Но на борту корабля или в дилижансе вы доедете скорее.

- А куда мне торопиться? И зачем мне возвращаться?

Будет вполне довольно, если я прибуду накануне казни моего отца. Король Карл Десятый дал слово, что казнь будет отложена на три месяца, я доверяю его слову. Даже если я вернусь на восемьдесят девятый день, я не опоздаю.

- Раз вы не торопитесь, позвольте предложить вам погостить в посольском особняке.

- Пусть ваше превосходительство извинит, что я отвечаю отказом на все его любезные предложения, но мне пора.

- Когда вы отправляетесь?

- Сегодня же.

- В котором часу?

- Немедленно.

- Не помолившись апостолу Петру?

- Я помолился. Кроме того, обычно я творю молитву на ходу.

- Позвольте мне хотя бы проводить вас.