Александр Дюма - Сальватор

Господин Жакаль слушал с удвоенным вниманием.

- Зачем я пришел к вам, господин Жакаль, перед тем как меня задержали?

- Вы положили мне на стол вещественное доказательство невиновности господина Сарранти. Вы уверяли, что это скелет мальчика, обнаруженный в саду ванврского особняка, принадлежавшего господину Жерару. Вы это имели в виду, не так ли?

- Совершенно верно, - кивнул Сальватор. - А зачем я представил вам эти вещественные доказательства?

- Чтобы я доложил о них господину королевскому прокурору.

- Вы сделали это? - строго спросил молодой человек.

- Клянусь вам, господин Сальватор, - поспешил ответить г-на Жакаль проникновенным тоном, - что я как раз собирался к его величеству в Сен-Клу с намерением поговорить с находившимся там господином министром юстиции о вещественных доказательствах, которые вы мне представили.

- Покороче, пожалуйста, у нас мало времени. Вы этого не сделали?

- Нет, меня арестовали по дороге в Сен-Клу, - ответил г-н Жакаль.

- То, что вы не сделали в одиночку, мы сделаем вместе.

- Не понимаю вас, господин Сальватор.

- Вы проведете меня к королевскому прокурору и изложите ему обо всех фактах так, как вы их понимаете.

Как бы ни был заинтересован г-н Жакаль в таком решении, он, казалось, отнюдь не хватался за него обеими руками, как рассчитывал Сальватор.

- Ну что ж, я готов, - небрежно бросил начальник полиции, с сомнением покачав головой.

- Кажется, вы не разделяете мое мнение, - заметил Сальватор. - Вы не одобряете мой план?

- Так точно.

- Изложите свои соображения.

- Даже если мы представим господину королевскому прокурору убедительнейшие доказательства невиновности господина Сарранти, приговор суда останется в силе. Как бы ясны ни казались доказательства, его не выпустят на свободу. Ведь придется начинать новое расследование, затевать новое разбирательство в суде. Тем временем господин Сарранти по-прежнему будет оставаться в суде. Следствие может длиться долго: год, два, десять лет... Оно может никогда не кончиться, если кто-либо в этом заинтересован. Предположим, что господину Сарранти это надоело. Он теряет мужество, впадает в маразм, некоторое время воюет со сплином. Наконец однажды ему приходит в голову покончить с собой.

Господин Жакаль замолчал, желая оценить произведенное его словами действие: все сто слушателей разом вздрогнули, будто от электрического удара.

Господин Жакаль и сам не на шутку испугался, что послужил причиной такого волнения. Он подумал, что для него это нежелательно и может обратить гнев собравшихся на него самого, а потому торопливо прибавил:

- Заметьте, господин Сальватор, и объясните этим господам, что я лишь передаточное звено в этой машине. Я получаю импульс, а не даю его. Я не командую, а исполняю приказы. Мне говорят: "Делайте", и я повинуюсь.

- Продолжайте, сударь, продолжайте. Мы не сердимся на вас, а, напротив, благодарим за то, что вы нас просветили.

Вероятно, слова Сальватора придали г-ну Жакалю мужества.

- Как я вам говорил, - продолжал он, - даже если в один прекрасный день следствие подойдет к концу, вполне возможно, что в то же утро в газетах появится сообщение о том, что тюремщик Консьержери, войдя в камеру господина Сарранти, обнаружил пленника повешенным, как Туссена-Лувертюра, или задушенным, как Пинегрю. Ведь вы отлично понимаете, - с пугающей наивностью прибавил г-н Жакаль, - что, когда за дело берется правительство, оно не останавливается из-за пустяков.

- Довольно!.. - с мрачным видом остановил его Сальватор. - Вы правы, господин Жакаль, это не выход. К счастью, - прибавил он, - отказываясь от этого способа, как и от предложения генерала Лебастара де Премона, я нашел третий и, как мне кажется, лучший выход, чем два предыдущих.

Собравшиеся вздохнули с облегчением.

- Представляю вам свое предложение на обсуждение, - продолжал Сальватор.

Все насторожились и затаили дыхание. Не стоит и говорить, что г-н Жакаль приготовился слушать Сальватора с не меньшим вниманием, чем все остальные.

- Как вы не теряли времени даром после ареста господина Сарранти, проговорил Сальватор, глядя на г-на Жакаля, - так и я постарался сделать все возможное для его освобождения.

Пытаясь предвосхитить то, что происходит сейчас, я около трех месяцев назад составил план, который хочу вам изложить.

- Вы не можете себе представить, с каким огромным интересом я вас слушаю, - молвил г-н Жакаль.

Сальватор едва заметно усмехнулся.

- Вы знаете Консьержери как свои пять пальцев, не так ли, господин Жакаль? - продолжал он.

- Разумеется, - подтвердил тот, удивившись столь простому вопросу.

- Если войти в ворота, расположенные между двумя башнями, то есть откуда обыкновенно выводят пленников, вы пересечете двор и, минуя охранника, окажетесь в остроге, то есть в приемной тюрьмы.

- Верно! - кивнул г-н Жакаль.

- Посреди приемной стоит печка, вокруг нее собираются поболтать дежурные, полицейские агенты и жандармы. Против входной двери находится вторая дверь, она ведет в коридор, соединяющий приемную с обычными камерами, они нас не интересуют. Слева от входа и от печки расположена дверь с каменным полом, из нее забранная решеткой дверь ведет в особый коридор, а он ведет в камеру смертников.

Господин Жакаль слушал, продолжая кивать. Топографическое описание Сальватора было очень точным.

- Должно быть, именно там содержат господина Сарранти если и не после объявления приговора, то последние несколько дней.

- Последние три дня, - уточнил г-н Жакаль.

- Там он находится сейчас, не так ли, и останется в камере смертников до казни?

Господин Жакаль снова кивнул.

- Первый вопрос мы уяснили, перейдем теперь ко второму.

На мгновение воцарилась тишина.

- Однажды около четырех часов пополудни, - продолжал Сальватор, выходя из Дворца правосудия, где я присутствовал на одном из заседаний по делу Сарранти, я спустился к Сене и свернул к опоре моста Сен-Мишель, где обычно у меня наготове лодка. Проплывая вдоль берега, я заметил над берегом и под набережной Орлож четыре или пять проходов, забранных решетками с двумя поперечинами, раньше я никогда не обращал внимания на эти отверстия, представляющие собой не что иное, как водосток. Но на сей раз мне не давала покоя мысль о возможном приговоре господина Сарранти к смерти. Я подъехал поближе и осмотрел их сначала в целом, а потом каждый проход в отдельности и убедился в том, что нет ничего проще, как снять решетки и проникнуть под набережную, а потом, возможно, и под тюрьму. Но на какую глубину? Определить это было невозможно. В тот день я и не стал больше об этом думать. Зато ночью я снова мысленно вернулся к этому вопросу. И на следующий день, около восьми часов утра, я уже был в Консьержери.