Александр Дюма - Сальватор

- Кто этот господин?

- Она его не знает.

- Зато я знаю!

- Вы?! Стало быть, вы его видели?

- Мне ни к чему видеть полицейского, я его нюхом чую!

- Вы думаете, это был шпик? - вскричал Жан Бычье Сердце и сердито нахмурил брови, будто хотел сказать: "Жаль, я раньше этого не знал, уж я бы пробил ему башку!"

- Существует в правосудии такое правило, дорогой Жан Бычье Сердце; оно гласит: Non bis in idem.

- Что это значит?

- Дважды одного человека не наказывают.

- А я его уже наказал? - удивился Жан Бычье Сердце.

- Да, друг мой: вы едва его не задушили однажды ночью на бульваре Инвалидов, только и всего.

- Неужели вы думаете, что это Жибасье? - вскричал плотник.

- Более чем вероятно, мой бедный друг.

- Тот самый, про которого в квартале говорят, что он строит Фифине глазки? О, пусть только попадется!

И Жан Бычье Сердце погрозил небу, где Жибасье, конечно, не было, кулаком с голову ребенка.

- Речь сейчас не о нем, а о тебе, - сказал Сальватор. - Раз ты имел глупость сюда явиться, тебе хотя бы должно хватить ума убраться отсюда подобру-поздорову, а если останешься еще хоть на полчаса, тебя забьют как собаку.

- Ну, уж я дорого продам свою жизнь! - взвыл плотник.

- Лучше отдать ее за правое дело! - убежденно проговорил Сальватор.

- А разве сегодня вечером мы воюем не за правое дело? - удивился Жан Бычье Сердце.

- Сегодня это дело полиции, а ты, сам того не подозревая, воюешь за правительство.

- Фу! - бросил Жан Бычье Сердце.

Немного подумав, он прибавил:

- А ведь я тут с друзьями!

- С какими друзьями? - спросил Сальватор, узнавший в толпе лишь силача-плотника.

- Да как же! Здесь и Кирпич, и Туссен-Бунтовщик, и папаша Фрикасе, и другие.

Шут Фафиу, к которому плотник по-прежнему ревновал свою Фифину, входил в эти "другие".

- И всех их привел ты?

- Черт возьми! Когда мне сказали, что здесь будет жарко, я собрал всех своих.

- Ладно! Сейчас ты выпьешь еще одну бутылку и вернешься на баррикаду.

Сальватор знаком приказал принести другую бутылку, Жан Бычье Сердце осушил ее и встал.

- Да, - сказал он, - я вернусь на баррикаду и крикну: "Долой полицейских! Смерть шпикам!"

- Будь осторожен, несчастный!

- А зачем же мне еще оставаться на баррикаде, если я не буду ни драться, ни кричать?

- А вот зачем. Ты шепнешь Кирпичу, Туссену, и папаше Фрикасе, и даже шуту Фафиу, что я им приказываю не только сохранять спокойствие, но и предупредить остальных, что все вы попали в ловушку и если не разойдетесь, в вас через полчаса начнут стрелять.

- Возможно ли, господин Сальватор?! - вскричал возмущенный плотник. Стрелять в безоружных!

- Это лишний раз доказывает, что вы здесь не для того, чтобы совершать революцию, раз у вас нет оружия.

- Верно! - согласился Жан Бычье Сердце.

- В таком случае иди и предупреди их! - вставая, повторил Сальватор.

Они уже были на пороге кабачка, когда появился отряд жандармерии.

- Жандармы!.. Долой жандармов! - во всю мочь заревел Жан Бычье Сердце.

- Да замолчи ты! - приказал Сальватор, сдавив ему запястье. - Скорее на баррикады: пусть все немедленно расходятся!

Жан Бычье Сердце упрашивать себя не заставил: он врезался в толпу и стал пробираться к баррикаде, где его друзья кричали изо всех сил:

- Да здравствует свобода! Долой жандармов!

Жандармы так же невозмутимо, как выслушивали оскорбления и встречали град камней, двинулись на баррикаду.

Постепенно бунтовщики стали отступать, и оказалось, что плотнику некого уговаривать.

Но у баррикад есть нечто общее с хвостом змеи: она восстанавливается, как только ее отсекают.

Опрокинув первую баррикаду, жандармы двинулись дальше по улице Сен-Дени и развалили другую баррикаду, а в это время друзья Жана Бычье Сердце восстановили первую.

Нетрудно себе представить, с каким воодушевлением встретила толпа все происходившее.

Эти сцены, все значение которых читатели, без сомнения, уже поняли, у толпы в то время вызывали только смех.

Но вот в начале и в конце улицы Сен-Дени, то есть со стороны бульваров и площади Шатле, показались два отряда жандармов; они имели столь грозный вид, что при виде их крики и смех постепенно стихли: стало понятно, что они не позволят над собой посмеяться, как их товарищи.

Наступило минутное замешательство, все ждали, что же будет дальше.

Наконец какой-то человек, посмелее других, а скорее всего - переодетый полицейский, громко крикнул: - Долой жандармов!

Этот крик прозвучал среди всеобщего молчания, подобно удару грома.

Подобно же удару грома, он возвестил о начале бури.

Толпа словно только и ждала этого крика: она подхватила его и, переходя от слов к делу, бросилась навстречу жандармам и заставила их постепенно, шаг за шагом, отступать от рынка Невинноубиенных к Шатле, от Шатле - к мосту Менял, а с моста - к префектуре полиции.

Но пока бунтовщики теснили жандармов, явившихся с площади Шатле, еще больший отряд пеших и конных жандармов, вышедших со стороны бульваров, молча растянулсь вдоль всей улицы, опрокидывая по мере продвижения все препятствия, встречавшиеся на его пути, не обращая внимания на свист и камни; дойдя до рынка Невинноубиенных, отряд остановился и занял позиции.

Однако за спиной у жандармов, напротив пассажа ГранСерф, восставшие снова взялись за баррикаду, только более широкую и надежную, чем возводившиеся до тех пор.

Ко всеобщему удивлению, никого не взволновали эти действия, издали за строительством баррикады безучастно наблюдали жандармы, будто обратившиеся в камень.

Неожиданно со стороны набережной выехал еще один отряд, не оставлявший сомнений в серезности намерений. Он состоял из королевских гвардейцев и линейных пехотинцев. Командовал ими верховой в полковничьих погонах.

Что должно было произойти? Об этом нетрудно догадаться, глядя на полковника, приказывавшего раздать своим людям патроны и зарядить ружья.

Даже самые непонятливые поверили в то, что готовится нечто, мягко выражаясь, двусмысленное под предводительством этого полковника, прятавшего лицо под надвинутой по самые глаза шляпой: он грозно приказал подчиненным построиться в три колонны, пустил вперед комиссара полиции и приказал двигаться на баррикады, поднявшиеся на улице Сен-Дени, в пассаже Гран-Серф и у церкви св. Лея.

Свистом, проклятиями, камнями была встречена колонна, двинувшаяся на баррикаду со стороны пассажа Гран-Серф.

Колонна двигалась, сомкнув ряды, решительно, непреклонно, и Сальватор оглянулся в надежде увидеть знакомых и посоветовать им спасаться.

Но вместо дружеских лиц он заметил на углу улицы насмешливую физиономию человека, который завернулся в плащ и наблюдал за происходившими событиями. Сальватор вздрогнул, узнав г-на Жакаля, любовавшегося творением своих рук.