Александр Дюма - Сальватор

Он вскочил и бросился на дорогу, не обращая внимания на того, кто пытался его предупредить, и оставив позади себя неподвижные тела Карманьоля и Овсюга, являвшиеся частью баррикады, которую брала приступом кавалерия полковника Рапта.

Не вспомнил он и о Жибасье, застрявшем в тележке.

Он смутно понимал, зачем сам он оказался здесь в эту минуту.

Инстинкт самосохранения повелевал ему выйти на мостовую.

Там он снова услышал хриплый голос:

- Ближе к домам, прижимайтесь к стенам, иначе вы мертвец!

Он обернулся и узнал скомороха Фафиу.

Хороший совет, даже если его подал враг, остается хорошим советом. Однако Жан Бычье Сердце всегда руководствовался первым побуждением и не мог признать эту истину. Он видел в Фафиу лишь бывшего дружка мадемуазель Фифины, заставившего его пережить мучительные минуты ревности.

Он пошел прямо на несчастного шута, скрежеща зубами, сжимая кулаки и бросая на него угрожающие взгляды.

- А-а, это ты, проклятый паяц?! И ты еще смеешь мне указывать: "Сюда, старик!" - проревел плотник.

- Да, именно так, господин Бартелеми, - пролепетал Фафиу. - Я не хотел, чтобы с вами случилось несчастье.

- Почему?

- Потому что вы хороший человек!

- Значит, когда ты сказал: "Сюда, старик!" - ты не собирался меня дразнить? - спросил Жан Бычье Сердце.

- Вас? Дразнить? - задрожал шут. - Да нет, я просто хотел вас предупредить. Вон, смотрите, сейчас солдаты будут стрелять!

Скорее бежим вот сюда. У меня здесь живет одна знакомая, мы можем переждать у нее.

- Ладно, ладно! - проворчал Жан Бычье Сердце. - Не нужны мне ни твои советы, ни твое покровительство.

- Да пригнитесь хотя бы, пригнитесь! - крикнул Фафиу, пытаясь притянуть великана к себе.

Но в эту самую минуту плотника окутало облако дыма, раздался оглушительный грохот, засвистели пули, и Фафиу упал к его ногам.

- Тысяча чертей! - выругался Жан Бычье Сердце, грозя солдатам кулаком. - Так здесь убивают?

- Ко мне, господин Бартелеми! Ко мне! - пролепетал шут умирающим голосом.

Эта сцена тронула славного плотника до глубины души. Он наклонился, подхватил Фафиу поперек туловища и открыл ногой дверь, на которую ему указывал шут и которую на всякий случай прикрыли во время их спора.

Он исчез в подъезде в то самое время, как г-н Рапт поднял свою лошадь, прыгнул в седло и заорал:

- Изрубить негодяев! Расстрелять!

Отряд всадников понесся на баррикаду.

Восемьдесят лошадей, пущенных в галоп, проскакали по телам Карманьоля и Овсюга.

Помолитесь за спасение их душ!

Зато Жибасье удалось высвободить голову, он ползком добрался с большим трудом до тротуара как раз напротив того места, где исчез Жан Бычье Сердце, унося Фафиу.

- Ну вот, мы в подъезде, - проговорил плотник. - Куда теперь?

- Шестой этаж, - едва слышно выдохнул шут и лишился чувств.

Великан миновал пять этажей, не останавливаясь: у него были сильные руки, и он почти не чувствовал тяжести.

Добравшись до нужного этажа - а это был самый верхний этаж, - Жан Бычье Сердце остановился: он оказался в середине коридора, куда выходили семь или восемь дверей.

Не зная, куда постучать, он спросил совета у Фафиу. Но несчастный актер не подавал признаков жизни: он смертельно побледнел, губы у него посинели, а глаза закатились.

- Эй, парень! - взволновался Жан. - Э-гей, отзовись!

Фафиу оставался недвижим.

При виде его бледности плотник смягчился и, пытаясь справиться с охватившим его волнением, пробормотал:

- Парень! Вот черт! Эй, парень, очнись! Не можешь же ты умереть, черт побери! До чего глупые у тебя шутки!

Но актер и не собирался шутить. Его ранило в плечо, и он по-настоящему лишился чувств от боли и потери крови, а потому не мог произнести ни звука.

- Дьявол! - снова выругался Жан, что можно было понять как вопрос: "Как быть?"

Он подошел к ближайшей двери, стукнул локтем и крикнул:

- Эй, кто-нибудь!

Скоро в замке повернулся ключ, и испуганный буржуа появился на пороге в рубашке и ночном колпаке.

Он держал в руке свечу, и она дрожала в его пальцах, точь-в-точь как подсвечник в руке Сганареля, когда тот провожал командора к Дон-Жуану.

- Я зажег, господа, зажег, - поспешил заверить буржуа, полагая, что это пришли проверить, как он проявляет симпатию к выборам.

- Да не в этом дело! - перебил его Жан Бычье Сердце. - Этот человек, показал он на Фафиу, - тяжело ранен, кажется, у него здесь знакомая, я и решил отнести его к ней. Вы здесь живете и, наверное, знаете, в какую дверь я должен постучать.

Буржуа с опаской взглянул на актера.

- Эй, да это господин Фафиу! Вам, верно, сюда! - сказал он и указал на дверь напротив.

- Спасибо! - поблагодарил Жан и направился, куда ему сказали.

Он постучал.

Через несколько мгновений до его слуха донеслись легкие шаги, кто-то пугливо приблизился к двери.

Жан постучал в другой раз.

- Кто там? - спросил женский голос.

- Фафиу! - отозвался плотник, ему казалось вполне естественным сообщить не свое имя, а актера.

Но он просчитался. Приятельница Фафиу знала не только самого шута, но и его голос, а потому крикнула:

- Ложь! Это не его голос!

"Дьявольщина! - выругался про себя Жан Бычье Сердце. - Она совершенно права. Как она может узнать голос Фафиу, если говорю я?!"

Он задумался, однако, как мы уже говорили, Жан не отличался сообразительностью.

К счастью, на помощь ему пришел буржуа.

- Мадемуазель! - заговорил он. - Если вы не узнаете голос Фафиу, то, может быть, мой покажется вам знакомым?

- Да, - отозвалась девушка, к которой он обращался. - Вы - господин Гиомар, мой сосед.

- Вы мне верите? - продолжал г-н Гиомар.

- Разумеется! У меня нет оснований вам не доверять.

- В таком случае, мадемуазель, ради Бога, отоприте дверь! Господин Фафиу, ваш друг, ранен и нуждается в помощи.

Дверь распахнулась с быстротой, не оставлявшей сомнений в том, какой большой интерес питает девушка к актеру.

Это была не кто иная, как Коломбина из театра, принадлежавшего мэтру Галилею Копернику.

Она изумленно вскрикнула, увидев своего друга без чувств и в крови, и бросилась к Фафиу, не обращая внимания ни на Жана, который нес его бесчувственное тело, ни на буржуа, который увереннее держал свечу, с тех пор как понял, что лично ему опасность не угрожает.

- Ну, мадемуазель, не угодно ли вам принять несчастного малого? проговорил плотник.

- Конечно! Скорее! - вскричала Коломбина.

Буржуа прошел в спальню первым, освещая дорогу. В комнате стояли только несколько стульев, стол и кровать.

Жан, недолго думая, положил Фафиу на кровать, не спрашивая у хозяйки позволения.

- Теперь осторожно его разденьте, - приказал он, - а я пойду за врачом. Если он придет не сразу, не беспокойтесь: в такую ночь, как сегодня, пройти по улице не так-то просто.