Александр Дюма - Сальватор

- Нет.

- Вот мы обо всем и договорились. А теперь, если хотите успеть переодеться, чтобы в половине одиннадцатого быть в голубом будуаре, времени терять нельзя!

- У меня в коляске есть одно место, - предложил Петрус.

- Возьми Людовика! Вы - соседи, а я дойду к себе пешком, - сказал Жан Робер.

- Хорошо!

- Итак, в половине одиннадцатого в будуаре госпожи де Маранд, где будет петь Кармелита, - предупредил Петрус. - А в полночь - в кабинете господина де Маранда, где мы узнаем, что произошло в Тюильри.

И трое молодых людей, пожав руки Сальватору и Жюстену, удалились, оставив двух карбонариев с глазу на глаз.

Мы видели, как в одиннадцать часов Жан Робер, Петрус и Людовик собрались у г-жи де Маранд и аплодировали Кармелите. В половине двенадцатого, пока г-жа де Маранд и Регина приводили в чувство Кармелиту, молодые люди преподали Камиллу урок, о котором мы уже рассказали. Наконец, в полночь, пока г-н де Маранд, задержавшийся в будуаре, чтобы справиться о состоянии Кармелиты, галантно целовал руку своей жене и просил как величайшей милости позволения зайти после бала к ней в спальню, молодые люди проникли в кабинет банкира, назвав условный пароль: "Хартия" и "Шартр".

Там собрались все старейшие заговорщики из Гренобля, Бельфора, Сомюра и Ла-Рошели - словом, все, кто чудом уцелел: Лафайеты, Кеклены, Пажоли, Дермонкуры, Каррели, Гинары, Араго, Кавеньяки - и каждый из них представлял особое мнение, а все вместе они шли к великой цели.

Гости ели мороженое, пили пунш, говорили о театре, искусстве, литературе... Но уж никак не о политике!

Трое друзей вошли вместе и поискали глазами Сальватора.

Сальватор еще не пришел.

Тогда они разделились и разошлись по разным кружкам:

Жан Робер примкнул к Лафайету, который любил его как сына; Людовик - к Франсуа Араго, этому великодушному красавцу и умнице; Петрус - к Орасу Берне, чьи полотна все как одно были отвергнуты Салоном и тогда художник организовал выставку в своей мастерской, где перебывал весь Париж.

Кабинет г-на де Маранда представлял собой любопытнейшее собрание недовольных, представлявших все партии. И вот приглашенные разговаривали об искусстве, науке, войне, но всякий раз, как отворялась дверь, все взгляды обращались на входившего: должно быть, они кого-то ждали.

И действительно, они ожидали вестника из дворца.

Наконец дверь распахнулась, пропуская молодого человека лет тридцати, одетого с безупречным изяществом.

Петрус, Людовик и Жан Робер едва сдержались, чтобы не вскрикнуть от удивления: это был Сальватор.

Вновь прибывший поискал глазами и, заметив г-на де Маранда, пошел к нему.

Господин де Маранд протянул ему руку.

- Вы припозднились, господин де Вальзиньи, - заметил банкир.

- Да, сударь, - отвечал молодой человек, изменив голос и сопровождая свою речь непривычными жестами. Он поднес к правому глазу лорнет, словно без него не мог узнать Жана Робера, Петруса и Людовика. - Да, я пришел поздно, вы правы.

Однако я задержался у тетушки, старой вдовы, подруги герцогини Ангулемской: она передала мне дворцовые новости.

Все присутствовавшие стали слушать с удвоенным вниманием. Сальватор обменялся приветствиями с несколькими гостями, подошедшими к нему поближе, вкладывая в свои слова ровно столько дружеского участия, почтительности или непринужденности, сколько, по мнению элегантного г-на де Вальзиньи, полагалось каждому из них.

- Дворцовые новости! - повторил г-н де Маранд. - Значит, во дворце что-то происходит?

- А вы не знаете?.. Да, состоялось заседание Совета.

- Это, дорогой господин де Вальзиньи, давно не новости, - рассмеялся г-н де Маранд.

- Однако заседание может принести кое-что новое, что и произошло.

- Неужели?

- Да.

Все приблизились к Сальватору.

- По предложению господина де Виллеля, господина де Корбьера, господина де Пейроне, господина де Дама и господина де Клермон-Тоннера, а также по настоянию ее высочества наследной принцессы, которую очень задели крики: "Долой иезуитов!" - и несмотря на возражение господина де Фрейсину и господина де Шаброля, голосовавших за частичное расформирование, национальная гвардия распущена!

- Распущена?!..

- Полностью распущена! Вот и я был каптенармусом, а теперь я не у дел, придется искать другое занятие!

- Распущена! - все повторяли слушатели, будто никак не могли поверить в то, что услышали.

- То, что вы говорите, очень важно, сударь! - проговорил г-н Пажоль.

- Вы находите, генерал?

- Несомненно!.. Ведь это государственный переворот.

- Да?.. Что ж, в таком случае его величество Карл Десятый совершил государственный переворот.

- Вы уверены в своих словах? - спросил Лафайет.

- Ах, господин маркиз!.. (Сальватор словно забыл, что Лафайет и Монморанси отказались от своих титулов 4 августа 1789 года.) Я не стал бы говорить то, в чем не уверен.

Потом он прибавил непреклонным тоном:

- Я полагал, что имею честь быть вам знакомым, чтобы вы не сомневались в моем слове.

Старик протянул молодому человеку руку и с улыбкой проговорил вполголоса:

- Перестаньте называть меня маркизом.

- Прошу прощения, - рассмеялся Сальватор, - но вы для меня всегда маркиз.

- Хорошо, пусть так! Для вас, человека неглупого, я готов остаться кем пожелаете, но при других зовите меня генералом.

Вернувшись к первоначальной теме разговора, Лафайет спросил:

- Когда огласят этот прелестный ордонанс?

- Это уже сделано.

- То есть, как? - не понял г-н де Маранд. - Почему же мне об этом ничего не известно?

- Возможно, вы узнаете в свое время. И не надо сердиться на вашего осведомителя за опоздание: просто у меня есть свой способ видеть сквозь стены: нечто вроде хромого беса, который приподнимает крыши, чтобы я увидел, что происходит на заседании Государственного совета.

- И когда вы смотрели сквозь стены Тюильри, вы видели, как составлялся ордонанс? - уточнил банкир.

- Больше того, я заглядывал через плечо тому, кто водил пером. О, фраз там не было или, вернее, была одна-единственная:

"Карл Десятый, Божьей милостью и так далее, заслушав доклад нашего государственного секретаря, министра иностранных дел и так далее, постановляет распустить национальную гвардию города Парижа". И все.

- И этот ордонанс?..

- ...разослан в двух экземплярах: один - в "Монитор", другой - маршалу Удино.

- И завтра пакет будет в "Мониторе"?

- Он уже там. Правда, номер с ордонансом еще не вышел из печати.

Присутствовавшие переглянулись.

Сальватор продолжил:

- Завтра или, точнее, сегодня, потому что уже перевалило за полночь, итак, сегодня в семь часов утра национальных гвардейцев сменят с постов королевская гвардия и пехотный полк.

- Да, - заметил кто-то, - а потом национальные гвардейцы сменят с постов пехотинцев и солдат королевской гвардии!