Екатерина Останина - Фантасмагория смерти

В любви порой происходят удивительные метаморфозы, а в эпоху сокрушительных революционных перемен, когда все кругом овеяно духом безумства и самопожертвования, человек чувствует и воспринимает все гораздо острее, чем обычно. Скорее всего причиной безумной любви Адама Люкса стала именно безвременная смерть Шарлотты, а полюбив, он больше уже не мог жить. Смерть обоих этих героев была в общем-то бессмысленной, однако только подобная бессмысленность и может порой придать человеческому существованию ту особую, ни с чем не сравнимую красоту и величественность. И Шарлотта, и Адам с восторгом принесли себя в жертву, только девушка отдала свою жизнь во имя высоких идеалов, а Адам добровольно, с каким-то восторженным мученичеством пролил свою кровь на алтаре любви.

Мари Шарлотта Корде д’Арман родилась в Нормандии. Ее род был очень древним, но давно пришел в упадок. Отец Шарлотты, ввиду своего бедственного состояния, естественно, был недоволен существовавшим до революции законом о майорате, который предусматривал право первородства и по причине которого он настолько обеднел. Надо сказать, что подобным положением дел были недовольны многие французские дворяне, и существует даже предположение, что именно закон о майорате – по существу закон о неравенстве – стал причиной столь страшных для страны разрушительных потрясений. В результате именно из таких недовольных людей пришли в революцию многие новообращенные, тоже ратовавшие за идею конституции, которая смогла бы защитить народ, а заодно и прочих обездоленных.

Как и ее отец, Шарлотта, воспитывавшаяся в иезуитском монастыре, тоже прониклась вольными идеями о новом, более разумном и справедливом правительстве. Как и многие другие, девушка решила, что монархия во Франции пришла в упадок, превратившись в своего рода паразита, как и его непрочная опора – аристократическое, изнеженное и легкомысленное дворянство.

Известие о том, что монархия рухнула окончательно, Шарлотта приняла с полным восторгом. Конечно, до нее доходили слухи о бессмысленных жестокостях и зверствах патриотов, но девушка была склонна воспринимать их как издержки нормального, здорового процесса возрождения нации. Она была уверена, что беспредел быстро закончится, а на его место заступит мудрое, справедливое правительство. Да и как же могло быть иначе, если депутатов, самых бескорыстных, искренних, верящих в высокие идеалы, избирал сам народ? Ведь большинство этих людей, входящих в партию жирондистов, принадлежат к тому же классу, что и Шарлотта и ее отец, все они прекрасно воспитаны, больше всего на свете они любят родину. Разве могут они подвести? По мнению Шарлотты, это было бы просто немыслимо.

Тем не менее наивная девушка, неопытная в вопросах политики, не могла принять в расчет то обстоятельство, что в новых условиях при возникновении одной партии непременно возникнет и другая. Такая партия существовала и в Национальном собрании, более непримиримая и агрессивная, нежели жирондисты, – партия якобинцев, возглавлял которую устрашающий триумвират, положивший начало тотальному террору, – Робеспьер, Марат и Дантон. Они были настолько же безжалостны, как ангел из Апокалипсиса, который придет судить всех живых и ни для кого не найдет оправдания. Они не знали значения слова «компромисс». И если Жиронда хотела видеть свою страну свободной республикой, то действия якобинцев были направлены на то, чтобы снискать популярность у люмпенов, и, следовательно, политическая программа патриотов, если ее вообще можно было так назвать, все больше и больше напоминала безумную анархию. Естественно, что относительное равновесие в Национальном собрании носило временный характер: партии начали воевать друг с другом. Жирондисты, в большинстве своем люди действительно честные, не могли долго молчать, видя перегибы в деятельности ярых патриотов, тем более что те все менее напоминали временные и превращались на глазах в тотальный террор. Лидеры Жиронды прямо объявили Марата виновником сентябрьской резни. «Друг народа» при поддержке якобинцев и чумазых дам из предместий был оправдан поистине триумфально, и это оправдание стало началом краха Жиронды. Очень скоро около 30 депутатов были изгнаны из Парижа в провинцию. Жирондисты все еще надеялись спасти страну, поднять на защиту рушащихся идеалов революции армию и с этой целью отправились в Кан.

Большинство из этих людей были красноречивыми агитаторами и несравненными литераторами, а потому они с успехом распространяли среди населения памфлеты, произносили зажигательные речи, имевшие колоссальное влияние. Они находились буквально в двух шагах от успеха – всенародного восстания против безумных упырей-узурпаторов, захвативших во Франции власть, если бы…

Если бы против них не выступал в Париже оратор, не менее красноречивый, да к тому же еще и более коварный – Жан Поль Марат, который, как никто другой, замечательно разбирался в психологии люмпенов. Ни один человек не умел так искусно разжечь самые низменные инстинкты толпы, как Марат, этот бывший врач, получивший великолепное образование в Шотландском университете Святого Андрея. Будучи, помимо прочего, профессором литературы, Марат умел великолепно излагать свои мысли, что и делал, составляя памфлеты, столь любимые парижской чернью. В годы революции Марат стал издателем и редактором газеты «Друг народа», по названию которой получил и свое прозвище. И вот из-за этого «друга народа», этого адского порождения, воплощения лживости теперь пропадали все благородные усилия жирондистов, мечтавших только о чистой республике. Многие из них были уверены: если бы не было Марата, можно было бы повернуть ход истории по-другому.

Конечно, опасными противниками Жиронды являлись также Робеспьер и Дантон, но Марат был куда опаснее, этот паук, который плел свои сети и расставлял ядовитые ловушки, чтобы задушить дух свободы. Больной и злобный, он как будто яд выплескивал на парижские улицы из своих комнат, больше напоминающих логово. Именно этот человек, как предполагали жирондисты, был самым страшным для них, в нем заключался корень зла: ведь с таким трудом свергнутую тиранию он замещал гораздо более ужасной – тиранией террора. Именно он способствовал извращению великой веры в светлое будущее революции. По крайней мере, так считала Шарлотта Корде, всегда склонная к религиозному экстазу и одержимая идеей самопожертвования во имя высоких идеалов.

В Кане, где находились опальные жирондисты и Шарлотта, девушка стала свидетельницей того, как потерпели полный крах усилия жирондистов поднять народ на восстание против упырей-якобинцев. Услышав же, что душителем свободы стало чудовище по имени Марат, она сделала следующий вывод, который впоследствии был обнаружен в одном из ее писем: «Пока жив Марат, никогда не будут чувствовать себя в безопасности те, кто жаждет свободы и справедливости». Вероятно, постепенно у Шарлотты созрел план, как помочь своим друзьям, а заодно принести себя в жертву во имя великой идеи. Все это время она выглядела на удивление спокойной и уравновешенной. Казалось, мысль принять смерть во имя свободы наполнила высоким смыслом ее жизнь. Каждый поступок девушки выглядел трезвым и прекрасно обдуманным.