Мусса КУНДУХОВ - МЕМУАРЫ

Печатаемые документы лишний раз освещают кипучую и честную деятельность искреннего патриота, который, прежде чем решиться на окончательный разрыв с русской властью, испробовал все средства, чтобы помочь судьбе горских народов и улучшить их положение. Не его видна, если ходатайства эти не дали в условиях российской действительности никаких результатов, благотворных для края, после чего он и покинул Россию, отказавшись от всех многолетних трудов и личных достижений своей блестящей карьеры русского генерала.

Милостивый Государь, Александр Петрович!

В последнее наше свидание Ваше Превосходительство были так обязательны, что позволили мне изложить откровенно мои мысли о настоящем состоянии края.

Прежде всего я считаю долгом выяснить те побуждения, которые ^руководили мной при составлении этой записки.

Вскоре после покорения Восточного Кавказа у горцев Терской и Кубанской областей родились чувства страха и опасения за свою будущность. Всеми ими овладело убеждение, что правительство имеет затаенную мысль породить между ними нищенство и тем совершенно уничтожить их народность и религию.

Следствием такого убеждения было то, что чеченцы, шатоевцы и ичкеринцы возымели намерение в 1860 году снова отложиться и сигналом к восстанию назначили в Чечне убийство, в каком-нибудь из аулов, бывшего в то время начальником чеченского округа полковника Велика. В это самое время последовало и мое назначение начальником Чеченского округа, коим я управлял два с половиной года.

В период моего управления тем округом мне удалось восстановить в нем спокойствие, а также не оставить в округе ни одного абрека. К сожалению же моему, я не мог успеть в главном: убедить туземцев в том, что правительство не стремится к их уничтожению.

Произвол казаков над ними, непризнание казаками никаких прав туземцев, беспрестанные столкновения их между собою – большей частью из-за земли – породили не только вражду и ненависть между ними, но при том сильно способствовали развитию у горцев убеждения в неблагонамеренности целей правительства.

Теперь в назначении наместником Великого Князя горцы видят отеческую заботливость о них Государя, и после проезда Его Величества по Терской области они получили веру и надежду на лучшее.

Мы, обязанные правительству воспитанием и личным бла госостоянием, будучи твердо убеждены, что оно желает бла гоустройства народного, не можем и не должны оставаться равнодушными к такому важному делу.

Вот мысли и чувства, руководившие мной к составлению при сем представляемой записки. С истинным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Превосходительства покорный слуга – Мусса Кундухов. 25 августа 1863 г. г. Владикавказ.

Известно, что горцев, начиная от Дагестана до абадзехского народа, считают уже покорными правительству.

Зная близко положение горцев в настоящее время, я считаю долгом для будущего их блага и для пользы правительства выяснить следующее: у всех вышеназванных народов чувство страха за свою будущность и убеждение, что правительство стремится к их совершенному уничтожению, с каждым днем увеличивается, и они, потеряв всякую надежду на великодушие начальства, считают лучшим и единственным средством для своего существования – не расставаться с оружием.

В действительности такого их отношения не следует сомневаться. Мне, как начальнику, имеющему связи и родство с ними, легче знать их мысли и желания, чем кому-либо другому.

Я убежден, что горцы не расстанутся с этой мыслью и с оружием до тех пор, пока не увидят себя обеспеченными в средствах жизни: достаточным наделом их землею.

Лучшим доказательством может служить то, что до сих пор никто из них по неопределенности своего положения не принимается за устройство прочного хозяйства, имея к тому желание и средства. Говорят: зачем нам строиться? Бог знает, что будет завтра. Хотя между горцами и были люди, которые утешали, говоря, что напрасен такой страх, но теперь, увидев, что казакам отводится по 30 десятин на душу, а туземцам не более 2-5, они перестали утешать, вполне соглашаясь, что будущность горцев действительно страшна и что при увеличении народонаселения потомству предстоят одни лишь бедствия. Об этом жители гор горюют не менее жителей плоскости, так как последние снабжают первых хлебом и пастбищами для скотоводства.

Было бы вредно и грешно оставаться равнодушными к этому общему голосу народа и не принять решительных мер к водворению спокойствия в крае на прочных основаниях, в таких видах, чтобы туземцы видели в русских истинных покровителей, а не жестоких врагов, признающих их истребление роковой необходимостью. Тогда только горцы будут покорными и преданными правительству. Иначе же горец, не имея земли, не может иметь хозяйства и оставить хищные наклонности. Не зная другого ремесла, возможность своего существования будет видеть только в грабеже, передавая это как завет потомству.

Этот вывод я делаю из следующих очевидных истин: до водворения казачьих станиц в Кабардинском округе большая часть туземцев имела по несколько тысяч овец, несколько сот кобылиц и рогатого скота. Благоденствуя в то время, кабардинцы бедность считали пороком, приписывая ее личному нерадению, и потому каждый из них, стремясь к честному труду, оставлял наездничество и воровство, имея только одну заботу – расширить свое хозяйство и упрочить за собой земли, с чем часто обращались они к высшему начальству и получали всегда только обещания.

Когда же некоторые земли отошли под поселения казачьих станиц, это подало повод некоторым из влиятельных лиц в 1846 г. пригласить Шамиля в Кабарду, но так как приглашение не было сделано с общего согласия кабардинцев, то Шамиль не мог иметь там успеха.

Затем кабардинцы, потеряв земли за Малкой (отданные тоже под казачьи станицы), потеряли доверие к обещаниям начальства и надежду на сохранение остальной земли, вследствие чего и возымели желание переселиться в Турцию, продавая за бесценок табуны, чем совершенно расстроили хозяйство и имущественное положение.

В Осетинском округе редкий хозяин не имел рогатого скота и овец в достаточном количестве, а именно: овец от 100 до 1500 голов, крупного рогатого скота от 20 до 100 и более голов. С поселением же казачьих станиц и по отмежевании им 32 десятин на двор, имеющий более трех душ, осетины не только стали не в состоянии расширить свое хозяйство, но даже мало у кого осталось небольшое стадо овец, потому что в пастбищных и сенокосных местах оказался большой недостаток, из-за чего они поставлены в необходимость нанимать у казаков земли с платою от 25 до 100 рублей за лето.