Геннадий Левицкий - В плену страстей. Женщины в истории Рима

После смерти Друза наиболее вероятными наследниками Тиберия стали сыновья Германика. Сеян «не мог покончить со всеми тремя, подсыпав им яду, так как служившие им рабы отличались преданностью, и целомудрие Агриппины было непоколебимо». (Тацит упоминает о целомудрии вдовы Германика в связи с тем, что Сеян склонил жену Друза к прелюбодеянию и вынудил ее отравить мужа.)

Тогда изобретательный начальник императорской гвардии принялся клеветать на Агриппину и ее сыновей, для распространения слухов используя близких Тиберию людей. Семена упали на благодатную почву, ибо Тиберий никогда не питал расположения к семейству Германика и мечтал отомстить Агриппине за страхи, которые он терпел по собственной глупости, когда влиятельные супруги находились на Рейне в окружении легионов.

Светоний сообщает:

«Агриппина, его невестка, после смерти мужа стала на что-то жаловаться слишком смело — он остановил ее за руки и произнес греческий стих: „Ты, дочка, считаешь оскорблением, что не царствуешь?“ С тех пор он не удостаивал ее разговором. Однажды за обедом он протянул ей яблоко, и она не решилась его отведать — после этого он даже не приглашал ее к столу, притворяясь, будто его обвиняют в отравлении. Между тем и то и другое было подстроено заранее: он должен был предложить ей яблоко для испытания, она — отказаться от него как от заведомой гибели».

В 28 году, как пишет Тацит, «повлекли в темницу… прославленного римского всадника Тития Сабина», единственного из знакомых Германика, не переставшего «оказывать внимание его супруге и детям, посещая их дом и сопровождая их в общественных местах, за что порядочные люди его хвалили и уважали, а бесчестные ненавидели».

Теперь никто не мешал Сеяну устранять соперников и неугодных, а Тиберию — издеваться над Агриппиной. «Наконец, возведя на нее клевету, будто она хотела искать спасения то ли у статуи Августа, то ли у войска, он сослал ее на остров Пандатерию, а когда она стала роптать, то побоями центуриона выхлестнул ей глаз» (Светоний).

В 30 году по приказу Тиберия убили старшего сына Агриппины и Германика — Нерона. В следующем году всесильного Сеяна самого обвиняют в государственной измене и казнят.

Агриппина после казни Сеяна надеялась, что в ее жестокой судьбе произойдут изменения к лучшему, и этой надеждой жила следующие два года. В 33 году она узнает об умерщвлении второго сына — Друза; его уморили голодом: последние девять дней несчастный «поддерживал себя жалкою пищей, поедая набивку своего тюфяка».

Мать не смогла вынести столь жестокого удара; она решила умереть смертью Друза. Когда Агриппина полностью отказалась от еды, Тиберий, по свидетельству Светония, «приказал насильно раскрывать ей рот и вкладывать пищу. И даже когда она, упорствуя, погибла, он продолжал ее злобно преследовать: самый день ее рождения велел он отныне считать несчастливым». Агриппины уже не было среди живых, а мстительный принцепс никак не мог утолить свою ненависть к ней, насладиться местью.

Подтверждение этому мы находим и у Тацита.

«Распаленный злобой Тиберий возвел на нее гнусное обвинение в распутстве, в том, что она сожительствовала с Азинием Галлом и после его смерти впала в отвращение к жизни. Но Агриппина, никогда не мирившаяся со скромным уделом, жадно рвавшаяся к власти и поглощенная мужскими заботами, была свободна от женских слабостей.

Цезарь добавил, что она умерла в тот же день, в который за два года пред тем Сеяна постигло возмездие, и что это заслуживает особого внимания; он также поставил себе в заслугу, что ее не удавили петлей и не бросили на Гемонии. [9] [ix] «Лестница рыданий» — спуск с Капитолийского холма к Тибру, по которому крючьями тащили в реку тела казненных За это сенат воздал ему благодарность, и было вынесено постановление ежегодно в пятнадцатый день перед ноябрьскими календами, ибо именно в этот день Сеяна и Агриппину постигла смерть, посвящать дар Юпитеру».

Тиберий пережил ненавидимую им Агриппину на три с половиной года. В день собственной смерти он заставил немного поволноваться окружающих. «В семнадцатый день апрельских календ дыхание Цезаря пресеклось, и все решили, что жизнь его покинула, — повествует Тацит. — И уже перед большим стечением поздравляющих появился Гай Цезарь, чтобы взять в свои руки бразды правления, как вдруг сообщают, что Тиберий открыл глаза, к нему возвратился голос, и он просит принести ему пищи для восстановления оставивших его сил. Это повергает всех в ужас, и собравшиеся разбегаются, снова приняв скорбный вид и стараясь казаться неосведомленными о происшедшем, между тем как только что видевший себя властелином Гай Цезарь, погрузившись в молчание, ожидал для себя самого худшего. Но не утративший самообладания и решительности Макрон приказывает удушить старика, набросив на него ворох одежды, и удалиться за порог его спальни. Таков был конец Тиберия на семьдесят восьмом году жизни».

Спустя годы император Клавдий скончается слишком скоро — его придется выдавать за живого; Тиберий уходил из жизни слишком долго — впрочем, умереть помогли обоим. Вслед за первым римским императором, Августом, принцепсы (и многие члены их семьи) заканчивали свои дни не без посторонней помощи.

После Тиберия императором стал единственный из оставшихся в живых сыновей Германика и Агриппины — Гай Цезарь Калигула. Новый принцепс, по сообщению Светония, немедленно «отправился на Пандатерию и Понтийские острова, спеша собрать прах матери и братьев: отплыл он в бурную непогоду, чтобы виднее была его сыновняя любовь, приблизился к их останкам благоговейно, положил их в урны собственными руками; с не меньшей пышностью, в биреме со знаменем на корме, он доставил их в Остию и вверх по Тибру в Рим, где самые знатные всадники сквозь толпу народа на двух носилках внесли их в мавзолей. В память их установил он всенародно ежегодные поминальные обряды, а в честь матери еще и цирковые игры, где изображение ее везли в процессии на особой колеснице».

То было одно из немногих добрых дел, совершенных Калигулой в начале правления. А ведь от него ждали многого… Скромность и ранняя смерть предков Калигулы — Агриппы, Друза, Германика, «а сверх того трагическая смерть его матери и братьев, погубленных Тиберием, располагали к нему народ… К тому же наиболее проницательные люди думали, что он будет похож на своих родителей. Однако вышло совсем не так, как ожидали, ведь по капризу природы, часто, словно нарочно, дурные люди происходят от хороших родителей, грубые от особенно просвещенных… На этом основании многие из разумных людей признавали, что лучше остаться совсем без потомства», — размышляет римский историк IV века Аврелий Виктор. Калигула пытался оправдать надежды римлян… «Но вдруг, — будто удивляясь, замечает Виктор, — предав сначала казни несколько невинных людей на основании различных обвинений, он словно показал лик зверя, глотнувшего крови, и потом целое трехлетие прошло в том, что весь мир осквернялся многообразными казнями сенаторов и самых выдающихся людей (оптиматов)».