Геннадий Левицкий - В плену страстей. Женщины в истории Рима

Мессалина всегда развлекалась, как в последний раз, но этот праздник действительно стал последним в длинной череде ее вакханалий.

Самые влиятельные временщики — Каллист, Паллант и Нарцисс — собрались на совет. Многие годы они покрывали все безумства Мессалины, но теперь пришли в ужас от происходящего. При новом энергичном императоре им не было места; единственный выход: срочно спасать безвольного старого. Но как? Весь Рим боялся Мессалины больше, чем Клавдия; один неверный шаг — и впору выбирать место для погребального костра. Опять же коварная Мессалина имела огромное влияние на Клавдия, и выходить сухой из воды ей не впервые.

Паллант и Каллист предложили анонимными угрозами попытаться оторвать Мессалину от Силия. Но Нарцисс признал такой способ борьбы недейственным: императрица давно уже думала не головой и едва ли была способна нужным образом отреагировать на угрозы. Он решил разоблачить Мессалину перед Клавдием, используя двух его наложниц: Кальпурния и Клеопатра по очереди сообщили императору что его жена завела нового мужа. Нарцисс лишь подтвердил этот факт и приказал заковать в цепи Гая Силия.

Сложнее обстояло дело с Мессалиной.

Наконец-то и она почувствовала, как сгущаются тучи и готова грянуть гроза. Долго не размышляя, она «решает поторопиться навстречу мужу и показаться ему, что ей уже не раз помогало, и одновременно посылает распорядиться, чтобы Британик и Октавия также поспешили в объятия отца» (Тацит). Пытаясь вызвать к себе жалость, императрица отправилась в путь на простой телеге, которая использовалась для вывоза садового мусора.

Теперь окружению Клавдия предстояло позаботиться о том, чтобы император не утратил решимости наказать блудливую жену. Нарцисс не отходил от него ни на шаг, сопровождал он императора и в судьбоносной поездке. (Клавдий возвращался из Остии в Рим.) Ему помогал Вителлий, постоянно твердивший:

— Какая дерзость! Какое преступление!

Нерешительный Клавдий, как всегда, колебался: он то поносил жену за распутство, то обращался к воспоминаниям об их супружеской жизни, то жалел малолетних детей. Когда на дороге появилась нищенская телега Мессалины, вольноотпущенник принялся рассказывать подробности про свадьбу с Силием. Вот повозки поравнялись: Мессалина умоляла выслушать ее, а Нарцисс, чтобы отвлечь внимание Клавдия, вручил записку с перечислением любовных связей императрицы. И муж проехал мимо, не сказав жене ни слова.

У Мессалины еще оставалась надежда, что дети смягчат гнев Клавдия. Она поставила Британика и Октавию при въезде в Рим, но предусмотрительный Нарцисс распорядился удалить их с пути следования императорского кортежа.

За Мессалину пыталась просить весталка. В республиканском Риме у весталок было право даже спасти от смерти приговоренных преступников, но Нарциссу было сейчас не до старинных обычаев. Он пообещал жрице Весты, что «принцепс непременно выслушает жену, и она будет иметь возможность очиститься от возводимого на нее обвинения, а пока пусть благочестивая дева возвращается к отправлению священнодействий».

По приезде в Рим Нарцисс первым делом отводит императора в дом Гая Силия. Там семейные реликвии Неронов и Друзов, личные вещи самого Клавдия выставлены на самые видные места. Узнал Клавдий и собственных рабов, из числа подаренных любовнику Мессалиной. Увиденное вызвало у императора ярость. Одна за другой полетели головы знатнейших сенаторов и всадников — всех, кого внес в список Нарцисс.

Силий даже не пытался оправдываться. Он не имел никакой надежды на милость и теперь лишь просил ускорить ему смерть.

Судьбу Силия разделили Титий Прокул и Ветий Валент (признавшийся в прелюбодеянии с Мессалиной), а также Помпеи Урбик и Савфей Трог (знавшие о преступлении, но не сообщившие). «Той же каре подверглись префект пожарной стражи Декрий Кальпурниан, начальник императорской гладиаторской школы Сульпиций Руф и сенатор Юнк Вергилиан».

Небольшая заминка вышла с актером Мнестром: он разорвал на себе одежды, показывая следы от императорских плетей за то, что отказался сожительствовать с Мессалиной. Несчастный мим призывал Клавдия вспомнить о данном им самим повелении «неукоснительно выполнять приказания Мессалины». Тацит пишет, что на Клавдия эти слова произвели впечатление, и он уже собирался помиловать актера, «но был удержан от этого вольноотпущенниками: истребив стольких именитых мужей, незачем жалеть какого-то лицедея; совершал ли он столь тяжкое преступление по своей воле или по принуждению — несущественно».

Не удостоился жалости и всадник Травл Монтан, которого едва не силой привели к ложу Мессалины ее люди.

«Между тем Мессалина, удалившись в сады Лукулла, не оставляла попыток спасти свою жизнь и сочиняла слезные мольбы», — рассказывает Тацит. У нее появилась надежда: Клавдий, пресытившийся казнями, велел передать «несчастной, чтобы она явилась на следующий день представить свои оправдания».

Встреча супругов для Нарцисса стала бы губительной: ему хорошо были известны изворотливость и мстительность Мессалины. Нарцисс решается довести дело до конца. Он немедленно покидает покой подобревшего императора и «отдает приказание находившимся во дворце центурионам и трибуну немедля умертвить Мессалину: таково повеление императора».

Палачи нашли свою жертву в садах Лукулла, тех самых, что стали причиной смерти Валерия Азиатика. Рядом с нею была мать — не общавшаяся с дочерью, когда та находилась на вершине власти, она пришла ее утешить на краю гибели.

Мать уговаривала дочь покончить с собой, не дожидаясь палача, но Мессалине ужасно не хотелось умирать. Она то плакала, то жаловалась, то впадала в истерику: «в душе, извращенной любострастием, не осталось ничего благородного».

Над Мессалиной стоял безмолвный трибун, а вольноотпущенник осыпал ее площадной руганью. И долго ждать они не имели желания. «Лишь тогда впервые осознала она неотвратимость своего конца и схватила кинжал; прикладывая его дрожащей рукой то к горлу, то к груди, она не решалась себя поразить, и трибун пронзает ее ударом меча. Тело ее было отдано матери» (Тацит).

Клавдий пировал, когда ему доложили о смерти Мессалины. Император даже не поинтересовался: умерла ли жена сама либо была убита. Он потребовал чашу с вином «и ни в чем не отклонился от застольных обычаев». Такое поразительное равнодушие можно объяснить лишь тем, что Клавдий уже не мог адекватно оценивать происходящее, ибо при жизни он безумно любил Мессалину.

Сенат, чтобы помочь императору забыть жену, постановил убрать ее имя и ее статуи из всех общественных мест и частных домов. А Клавдий продолжал удивлять людей своей «забывчивостью» и «бездумностью». Свето-ний пишет: «Так, после убийства Мессалины, садясь за стол, он спросил, почему же не приходит императрица».