Геннадий Левицкий - В плену страстей. Женщины в истории Рима

В первом случае победу Антонину принесло сребролюбие легионеров Юлиана, теперь благодаря трусости Макрина он стал полным хозяином Востока и Рима. Войско Макрина, не увидев предводителя в своих рядах, предпочло сдаться.

Геродиан сообщает, что Макрин был схвачен «в Халкедоне, в Вифинии, тяжело больной и изнуренный непрерывной ездой. Там, найдя его, скрывавшегося в каком-то предместье, преследующие отрубили ему голову».

Так старушка-чужестранка отомстила за сестру и подарила римлянам нового императора. Подарок был ужаснейший из тех, что получало человечество; скорее его можно назвать продолжением мести римлянам.

Приведя к власти внука, Юлия Меса не удалилась на покой. «Когда все войско, перейдя к Антонину, объявило его государем, он принял власть, причем настоятельные дела на Востоке были приведены в порядок для него бабкой и бывшими друзьями… недолго помедлив, он начал подготовлять отъезд, так как Меса очень торопилась в привычный для нее дворец в Риме».

Римский сенат и народ, поставленные перед фактом смены императора, были готовы принять Антонина, но нерадивого внука Месы очень рано испортила власть, не стоившая ему особых трудов. В Никомедии «он предался неистовству», справляя культ местного бога. «Одежда у него была чем-то средним между финикийским священным одеянием и мидийским пышным нарядом». Ко всякой римской одежде новый император испытывал отвращение, «говоря, что она сделана из шерсти, вещи дешевой».

«Меса, видя это, сильно огорчилась; настаивая, она пыталась уговорить его, чтобы он переоделся в римское платье», но Антонину пришла в голову мысль переодеть всех римлян в восточные наряды, чтобы они выглядели одинаково со своим императором. Более того, он принял имя восточного бога и приказал именовать себя Элагабалом (Гелиогабалом). На Палатинском холме, возле императорского дворца, он построил храм Гелиогабала и требовал, чтобы все римляне почитали только этого бога.

Между этими новшествами Элагабал предавался немыслимому разврату. Вот лишь некоторые факты его государственной деятельности, о которых пишет Лампридий:

«В Риме у него было только одно занятие: он имел при себе рассыльных, которые разыскивали для него людей с большими половыми органами и приводили их к нему во дворец для того, чтобы он мог насладиться связью с ними. Кроме того, у себя во дворце он разыгрывал пьесу о Парисе, сам исполнял роль Венеры, причем одежды его внезапно падали к его ногам, а сам он, обнаженный, держа одну руку у сосков груди, другой прикрывая срамные части тела, опускался на колени, выставляя свой зад, выдвигая его и подставляя своему любовнику».

С Лампридием согласен и Аврелий Виктор:

«Более нечистой, чем он, не была даже ни одна распутная и похотливая женщина, ибо он выискивал во всем свете самых отъявленных распутников, чтобы смотреть на их искусство разврата и самому испытывать его на себе».

В общем, как заключает Евтропий, «вопреки великим надеждам и воинов и сената опорочил он себя в Риме всяческими мерзостями».

Не отставала от императора и его мать, Юлия Соэмия: «она жила во дворце наподобие блудницы и делала всевозможные мерзости». Управлялось огромное государство в действительности не Бассианом-Элагабалом, а Юлией Месой. «Посещая лагерь или курию, — пишет Лампридий, — он привозил с собой свою бабку… чтобы благодаря ее авторитету стать в глазах людей достойным уважения человеком, так как сам по себе он быть им не мог. До него… ни одна женщина не входила в сенат, не приглашалась присутствовать при редактировании постановлений и не высказывала своего мнения».

Юлия Меса понимала, что правление внука не может быть долгим, — а уходить старушке из императорского дворца очень не хотелось, она к нему привыкла. Решение проблемы, как говорится, лежало на поверхности, на самом виду.

Геродиан объясняет:

«Видя это и подозревая, что воинам не нравится подобная жизнь государя, и опасаясь, что ей снова придется вернуться к частной жизни, если с ним что-нибудь случится, Меса убеждает его, юношу вообще легкомысленного и неразумного, усыновить и объявить Цезарем своего двоюродного брата, ее внука от второй дочери, Мамеи, сказав ему приятное, что ему следует заниматься жречеством и культом, предаваясь религиозным исступлениям, оргиям и божественным делам, но должен быть другой, кто бы ведал человеческими делами…»

Хитрая женщина уговорила Элагабала фактически назначить себе наследника, но вскоре он поменял свое решение и замыслил убить брата. Спасла второго внука опять же Юлия Меса. «Наконец, когда бабка и мать сказали ему, что воины грозятся погубить его, если не увидят согласия между двоюродными братьями, он, надев претексту, в шестом часу дня явился в сенат, причем пригласил туда свою бабку и проводил ее до кресла», — сообщает подробности Лампридий. Лишь одна Юлия Меса имела некоторую власть над неуправляемым императором, но и она разочаровалась в этом своем внуке.

Непутевый внук издевался над римлянами, насколько позволяла его фантазия.

Лампридий свидетельствует:

«Префектом претория он назначил плясуна, который выступал в качестве актера в Риме; префектом охраны он сделал возницу Кордия; префектом продовольственного снабжения он поставил цирюльника Клавдия. На прочие почетные должности он выдвигал тех, кто заслужил его благосклонность благодаря огромным размерам своих срамных органов: ведать сбором двадцатой части наследств он велел погонщику мулов, велел и скороходу, велел и повару, и слесарю».

Кроме того, у императора появилась привычка убивать.

Геродиан пишет:

«Хотя и казалось, что он посвящает все свое время пляскам и священнодействиям, он все же казнил большое число знатных и богатых людей, на которых ему донесли как на неодобряющих и высмеивающих его образ жизни».

Убивать себя римляне не могли позволить; возмутились даже преторианцы, которым по долгу службы полагалось охранять особу императора. По словам Лампридия, «прежде всего, были умерщвлены различными способами соучастники его разврата: одних убили, отрубив им необходимые для жизни органы, другим пронзили нижнюю часть тела, чтобы их смерть соответствовала образу их жизни».

После этого пришел черед и Элагабала платить за веселую жизнь: императора убили в отхожем месте.

«Тело его солдаты таскали по улицам города, как труп собаки, и, издеваясь над ним по-солдатски, называли его взбесившейся от похоти сукой. Под конец, когда его тело не могло пройти в узкое отверстие клоаки (водостока), его протащили до самого Тибра и бросили в реку, привязав к нему груз, чтобы оно никогда больше не всплыло», — рассказывает Аврелий Виктор о том, как закончилось правление очередного плохого императора.