Николай Дубинин - Вечное движение (О жизни и о себе)

Позиции евгеников были очень плохо обоснованы и с чисто генетической точки зрения. Страстно борясь за евгенику, Н. К. Кольцов и другие евгеники, по сути дела, не проанализировали основного вопроса, из-за которого загорелся весь сыр-бор. Действительно ли. массы людей генетически неполноценны и происходят ли нарастающие процессы генетического вырождения человечества?

Сейчас мы понимаем всю сложность процессов, идущих в популяциях человека, и тот прямолинейный ответ, который давал Н. К. Кольцов и другие евгеники, является поспешным и необоснованным. Опираясь на данные по генетике популяции, можно твердо сказать, что практические рекомендации, направленные на получение новой породы человека, которые были предложены евгениками прошлого и нынешними евгениками, все они в научном плане являются невежественными. Задача современной общей и медицинской генетики человека состоит не в бездумном, невежественном вмешательстве в драгоценную биологическую природу человека. Напротив, мы обязаны оберегать ее. Как медицина борется за здоровье существующего человека, так генетика должна оберегать его наследственность, не допускать ее нарушения. Даже в наше время, когда генетика человека как наука значительно ушла вперед, мы все же знаем так мало о генетических основах личности человека, что постановка задачи создания новой, лучшей породы человека, даже в негуманном, чисто селекционном плане, будет явным прожектерством. Кроме того, каков же идеал человека, под который надо создавать соответствующую генетическую информацию? Как избежать в такой работе влияния политических вкусов, субъективизма экспертов и обязательной в этом случае стандартизации человечества? Много неясных этических, нравственных, генетических и других вопросов встает в этом деле, их никто пока не решил. Очевидно, что сейчас, если рассмотреть предложения евгеников о создании лучшей породы человека в социальном плане, то все они не что иное, как попытка отвлечь современное человечество от насущных задач социального переустройства мира. Вместе с тем, как показала история евгеники, она послужила основой для ужасной практики геноцида, направленной на уничтожение рас и народов, которые объявлялись неполноценными.

Н. К. Кольцов, Ю. А. Филипченко, А. С. Серебровский, М. В. Волоцкий и другие наши евгеники к концу 20-х годов подверглись серьезной критике. Евгенический журнал и евгеническое общество были закрыты.

В первом издании Большой Советской Энциклопедии, выходившей под редакцией знаменитого путешественника и математика О. Ю. Шмидта, в 23-м томе была помещена статья о евгенике, в которой говорилось:

"В СССР Н. К. Кольцов пытался перенести в советскую практику выводы фашистской евгеники. Организовав вскоре после Октябрьской революции Русское евгеническое общество, руководя им и издавая специальный орган "Русский евгенический журнал", Кольцов, а отчасти и Филипченко солидаризировались с фашистской программой Ленца, пытаясь приспособить их политические выводы к условиям советской действительности... Характерна... попытка создания т. н. "социалистической" евгеники представителями меньшевиствующего идеализма (Серебровский, Левит). В полном отрыве теории от практики, подменив диалектический материализм в биологии некритически воспринятыми буржуазными учениями, они пытались объявить "социалистическую" евгенику актуальнейшей задачей социалистического строительства, считая социально-гигиенические мероприятия далеко не достаточными для того, чтобы обеспечить необходимые условия оздоровления трудящегося населения... Меньшевиствующие творцы "социалистической" евгеники с достаточной полнотой отразили аргументацию своих буржуазных коллег".

Конечно, ни Н. К. Кольцов, ни Ю. А. Филипченко, ни другие наши евгеники никогда не были солидарны с фашистской евгеникой. Однако некоторые исходные принципы евгеники, ошибочность которых очевидна, рассматривались ими в то время как доказанные научные принципы, и фашисты действительно делали из них человеконенавистнические выводы об уничтожении "низших" рас и селекции "высшей" расы людей. Евгеника нашла себе место в официальной идеологии расовой теории фашизма.

Приведенная выше цитата из 23-го тома Большой Советской Энциклопедии показывает, что задолго до возникновения генетических дискуссий лидеры генетики обнажили свои фланги для ударов. Их ошибки в области евгеники уже в то время получили исключительно резкое общественно-политическое осуждение. Будучи не в состоянии ни политически, ни научно защищать свои ошибочные взгляды, согласно которым перед человечеством якобы практически остро встала задача генетического улучшения породы человека, они заняли позицию фигуры умолчания. Если бы Н. К. Кольцов как-то по-новому, усвоив уроки критики, разобрал вопросы евгеники, возможно, это предохранило бы генетику от многих нападок. Но его молчание давало повод вновь и вновь возвращаться к ошибкам.

В 1939 году со всей остротой был поставлен вопрос о евгенических взглядах Н. К. Кольцова. Обсуждению этого вопроса посвящалось собрание коллектива Института экспериментальной биологии. На этом собрании, детали которого врезались в память на всю жизнь, присутствовали все генетики института - А. А. Малиновский, Б. Н. Сидоров, В. В. Хвостова, Н. Н. Соколов, В. В. Сахаров, Г. Г. Тиняков и другие. С докладом об ошибочности евгеники пришлось выступать мне, в то время заведующему отделом генетики этого института. В форме предельно мягкой, открывающей возможности для обсуждения, я говорил о тех трудностях, которые ставят перед генетикой взгляды евгеников. Никто из присутствующих не поддержал Н. К. Кольцова, он остался одиноким.

Отвечая на критику, Н. К. Кольцов встал и сказал, что он не отказывается ни от единого слова, написанного им по евгенике. Вначале он облек свой отказ в форму заявления, что его увлечение евгеникой - определенный этап его жизни, являющийся частью пройденного им пути, и поскольку это было его жизнью, от него отказаться невозможно. На прямой вопрос, признает ли он все-таки ошибочность евгеники, Кольцов ответил безоговорочным отказом.

Некоторое время Николай Константинович и особенно Мария Полиевктовна эмоционально воспринимали события, не понимали того общественно-научного значения, которое имела именно наша критика (критика учеников Кольцова) его ошибок по евгенике.

Следует сказать, что пагубные последствия евгенических увлечений Н. К. Кольцова стали для меня ясны лишь ретроспективно, только к середине 30-х. годов. Эти ошибки тяжело отразились и на личной судьбе Н. К. Кольцова, и на генетике, той науке, которую он любил больше жизни. В годы нашего студенчества в МГУ, с 1925 по 1928 год, евгеника была совершенно вне поля нашего зрения. Все это совершалось где-то в стороне, помимо Московского университета, помимо лекций и занятий. Мы только слыхали, что есть какое-то евгеническое общество, и с почтением иногда глядели в Институте экспериментальной биологии на привлекательного, юного В. В. Сахарова, который был секретарем этого далекого от нас, какого-то очень важного, незнакомого общества.