Д Дубровская - Судьба Синьцзяна

Кто добродетелен и сдержан, Чьи помыслы к высокому стремятся Тот может быть подобен яшме Иль скипетру из белого нефрита. О, повелитель с легким сердцем, Что радость людям источает! Тебя во всех концах Вселенной Главой считать готовы люди!

Представление о сопредельных народах, как о "шакалах и волках", которым "нельзя идти на уступки" и коих "надо держать в узде", имело место отнюдь не только в китайской системе этнического мышления. Но коль скоро мысль о кардинальной несхожести "их" и "нас" 3 была закономерной и подтверждалась реальной внешнеполитической практикой, закономерным был и вытекающий из этой идеи вывод об имманентной подчиненности "варварских" народов китайскому универсальному мироустройству, стремление включить их если и не непосредственно в состав империи, то хотя бы в сферу досягаемости и влияния Стремлением влиять на соседей была пронизана вся внешнеполитическая деятельность Китайской империи, всегда пытавшейся заполнить вакуум силы, образовывавшейся рядом с ее территориями, дабы обезопасить свои владения, либо присоединить новые земли, воспользовавшись слабостью соперника Существует мнение, что для дальневосточного региона Китай был явлением аналогичным Римской империи для Европы и Азии. Прослеживается та же сильная императорская власть, та же тяга к поглощению культур. Китай относится к числу тех немногих стран (в отличие от Римской империи или древней Эллады), где античная традиция, однажды зародившись, после уже не прерывалась, а лишь претерпевала большие или меньшие изменения. Поэтому здесь видна преемственность во внешнеполитической доктрине, большей частью входившая в противоречие с реальностью "универсальной монархии". В свое время К. Маркс метко подметил, что "согласно непреложному закону истории, варварызавоеватели сами оказывались завоеванными более высокой цивилизацией покоренных народов" Традиционная китайская "утешительная" система функционировала на протяжении многих веков вплоть до появления на Дальнем Востоке Западных держав. Концепция "универсальной монархии" подверглась сильной "фланговой" атаке со стороны западных государств вскоре после первой Англо-китайской войны 1839-1842 гг. В сороковые годы XIX в. китайское правительство было вынуждено воочию убедиться в существовании равно и даже более могущественных империй за пределами территории Китая и обжитого им мира. Заключение договора, последовавшее за поражением Китая в 1842 г. открыло дорогу подписанию серии соглашений, каждое из которых являлось поэтапным отступлением со старых теоретических позиций и, соответственно, уступкой реальной силе, подкрепленной Западной концепцией международных отношений. Сопротивление подобной непривычно крамольной идее на поистине генетическом уровне отразилось в принятом в Китае обозначении договорных документов как "неравноправных".4 Официальная внешнеполитическая доктрина и проблемы отражения ее в реальной практике глубоко анализируются в работах отечественных исследователей - А.А. Бокщанина Репрезентативная сторона так называемой "даннической системы", при которой правители Китая слали посольства с дарами к властителям соседних народов, побуждая их прибывать с ответными подарками - "данью" ко двору в столицу Поднебесной, все же не могла на практике подменить выгодные международные отношения. Таким образом, выливаясь в политической реальности в номинально-вассальные отношения, зачастую не осознававшиеся как таковые приезжавшими ко двору посольствами-гостями ("кэ"), схема мира, построенная на умозрительных посылках, неизбежно зашла бы в тупик, если бы древнекитайским мыслителем Сунь-цзы не была разработана доктрина "цзими" Свою лепту в исследование традиционной китайской внешнеполитической концепции и ее взаимодействия с реальностью внесли и западные ученые, так же подробно изучающие тему "даннических отношений", в рамках "pax Sinica", среди них Дж. Фэйрбэнк, Дж. Флэтчер, М. Россаби, М. Мэнколл, Юй Инши и др. Отражение описанных традиционных взглядов мы в изобилии находим в цинских источниках, касающихся завоеваний западных территорий. Как известно, Цины предлагали Джунгарскому ханству формально признать главенство Китая и, лишь, когда этот план (со всеми вытекающими из него выгодами для Китая - торговлей, определенным верхушечным политическим контролем за новым "подданным") не удался, пошли на завоевание 1758-го года. Официально оно было прокомментировано в том духе, что все страны и народы должны входить в сферу подчинения Цинской империи, причем помыслы Цинов были направлены не только на безопасность своих границ, но и на достижение преимуществ политического и, в дальнейшем, экономического свойства. Ныне существует обширная литература по отдельным периодам взаимосвязей Китая с северо-западными территориями, однако попытки охватить всю историю этих сношений и как-либо систематизировать ее, проследить в ней определенные закономерности, по-прежнему редки и не могут быть признаны удовлетворительными. Без сомнения, по причине двухтысячелетней длительности истории этих взаимоотношений и необходимости привлечь источники и литературу на всех языках региона, такой труд был бы под силу лишь коллективу авторов и, вероятно, когда-нибудь будет создан. Обобщение фактов, имевших место в истории внешних сношений Китая с народами Сиюя, представляется ныне весьма актуальным не только для выяснения политического статуса этого района в исторической ретроспективе, но и для определения возможностей его будущего развития. Среди наиболее удачных подходов к указанной проблеме по восстановлению комплексной истории международных отношений в "ключевой" зоне Центральной Азии можно назвать следующие труды отечественных и зарубежных авторов: "Историю Цивилизаций Центральной Азии", выпускаемую под эгидой ЮНЕСКО, тт. 1-2 Несомненно, что экстраполяция на прошлое факта нынешней принадлежности Кашгарии и Джунгарии к КНР привела к своеобразному "китаецентристскому" подходу в исследованиях международных отношений в Центральной Азии и очерковому стилю изложения, неизбежному при попытке охватить более или менее протяженные исторические периоды. Это характерно для некоторых работ М. Россаби Однако без выяснения места, занимаемого нынешним Синьцзяном в китайской политической мысли и ретроспективного взгляда на историю взаимосвязей собственно Китая с народами, населявшими современный СУАР, невозможно определить основные мотивы заинтересованности Срединного государства в этих землях. Соответственно, нам остались бы неясны аргументы, используя которые сторонникам возвращения Синьцзяна удалось убедить цинское правительство в 60-х гг.