Азиза Джафарзаде - Баку - 1501

- Говорят, хранитель шахской сокровищницы совершил однажды кражу. Сильно разгневался повелитель, узнав об этом, велел созвать судилище, сам пришел со своими визирями, векилами, сел на золотой трон. Глашатаям поручил собрать людей: пусть, мол, тоже лицезрят шахский суд. Сначала падишах хотел узнать мнение своих визирей, вот он и спросил самого старшего из них, стоящего по правую руку: "Скажи, визирь, как накажем виновника?" - Тот ответил: "Святыня мира, пусть его разрубят пополам и каждую половину повесят на створке городских ворот. Это для всех будет уроком!" Тут из толпы выходит вперед немощный старец и громко произносит, указывая на визиря: "Вот достойный своего предка!" - Падишах, не отвечая старику, теперь спрашивает у молодого визиря, стоящего слева от трона: "Как накажем вора, визирь?" - "Пусть он будет прощен, мой повелитель, потому что, если он человек, после такого позора, свидетелями которого было столько людей, он больше не совершит плохого", - ответил визирь. Снова выступает вперед тот старик и снова громко произносит: "Вот достойный своего предка!" Тогда падишах, не скрывая удивления, подзывает к себе старика и спрашивает: "Почему в обоих случаях ты произнес одни и те же слова? Который же из визирей прав?" - "Оба, мой падишах, - отвечает ему старик. - И ты, и все собравшиеся здесь люди еще молоды, а я уже долго живу на свете, оттого и знаю. Отец вон того старо го визиря был мясником. Вот сын и пошел в него, сразу сказал: "Разрубить!" А у этого - отец был справедливым человеком, вот он и пошел в него, потому и сказал: "Простить!" Недаром ведь, он - дитя мудрого человека". Так вот, дорогие мои, что из этого следует? А следует то, что наш падишах, святыня мира - из рода пророков. И он тоже пошел в своих предков: святую веру распространяет. Помните, что говорится в Гисасаул-анбия32: однажды у пророка Мухаммеда спросили, кто его друг и кто - враг. Божий посланник ответил: "Мой друг - это тот, кто объединяет народы в вере, распространяет ее, а мой враг - тот, кто вносит рознь в ислам"...

В разговор вмешался другой дервиш:

- Да, ты прав, ага! Видишь, как он вырезает мечом всех езидов? Еще во время священной войны мне довелось однажды побывать в Ардебиле. Шах сам вышел на площадь, где собралось его войско и все городское население. Шах говорил так: "Сограждане мои! Кто из вас не верит в наше правое дело? Я призываю вас к священной войне во имя веры, во имя Алиюл-муртаза"... А потом он прочел стихи. Так прочел, что у всех волосы дыбом встали. Тогда я увидел, как выхваченные из ножен мечи затмили солнце, засверкали, как падающие звезды. Единодушный крик тысяч людей взметнулся с площади в небо: "Веди нас! Мы готовы умереть за тебя, наш шах! Пусть мы умрем за веру с мечами в руках. Чем в судный день предстать перед Шахи-Марданом опозоренными, чем осрамиться перед владыкой обоих миров - лучше погибнуть за веру с мечом в руке! Веди нас, о Сахиб-аз-заман!33"

- Ей-богу, я тоже слышал об этом. Говорят, близится день появления Сахиб-аз-замана.

- А чего ему близиться? Он уже настал, да!

- Клянусь посланным аллахом Кораном, я сам слышал от нашего аги-дервиша Гияседдиншаха, что ему открылось во сне - в лице нашего сына Шейха Гейдара явился двенадцатый имам Мехти Сахиб-аз-заман!

- Верно, время от времени должна обязательно происходить война, чтобы пустить кровь раздобревшему человечеству. Иначе полнокровие будет чрезмерным. Аллах сам ведь послал его! Но жизнь, дарованную создателем, нельзя отнять рукой смертного.

Никто не обратил внимания на человека, произнесшего эти слова... На середину кинулся другой кызылбаш-проповедник:

- Милосерден, справедлив наш шах! Во время той, предыдущей войны, после победы, он приказал глашатаям возвестить людям, что не будет взимать с них семилетний налог, что он им дарит налог последующих семи лет!

Столпившиеся вокруг дервишей купцы, погонщики верблюдов, рабы и другие странники из караван-сарая, слушая проповедников-дервишей, говорили друг другу:

- Да сделает аллах его меч еще более острым!

- Сто сарычей ничего не смогут сделать орлу, а он-то ведь орел!

- Книга его - Коран, он признал это. Да поможет ему Коран!

- Да поможет ему Али!

Один из собравшихся, придя в совершенное умиление, преградил дорогу одному из купцов и принялся рассказывать ему про свои беды. Засовывая ему в руку свернутую бумажку, он пылко молил купца:

- Заклинаю тебя черным камнем Каабы, о который ты потерся лицом! Да будут твоей жертвой мои отец и мать, Гаджи Салман! Ради твоей семьи... Рука моя - подол твой: или руку мне отрежь, или себе подол! Только помоги: Донеси это письмо до шаха. Говорят, он милосерден. Может, аллах его надоумит мне помочь во имя владыки владык! Ты слышал ведь, что о нем говорят?!

Но слова его потонули в общем шуме... Несколько набожных людей, услышав, что дервиши уподобляют Шаха Исмаила мессии, благочестиво провели ладонями по лицу.

В этой группе находился и молодой дервиш. Он ничего не говорил, только слушал. Это был Ибрагим, спасенный от виселицы и несколько дней назад примкнувший к идущему в Тебриз каравану. По велению своего сердца искал он в этом мире истину, а сейчас, выполняя поручение своего пира, он шел к шаху с секретной миссией. Дервиши вокруг него продолжали на все лады расхваливать шаха. Один из них говорил:

- А ты еще скажи, как он любит кази! Говорят, он отправил в османскую сторону одного из своих знаменитых полководцев. Полководец погиб в бою. Приходят, сообщают шаху, что, тот, мол погиб как мученик, земли ушли из рук. Шах заплакал. Спрашивают: "Святыня мира, почему ты плачешь? Из-за военачальника или же из-за земель?" - А он отвечает: "Земли можно отвоевать, а вот такого, как он, воина назад не вернешь".

Разговор ловко подхватил еще один дервиш:

- Клянусь тем Кораном, что дарован нам аллахом, я сам, своими глазами видел, как он, отправляя кази на священную войну, напутствовал их: "Для меня, говорил, один ваш поврежденный палец дороже, чем пятьсот вражеских голов. Берегите себя, дети мои!"

- Вот поэтому, - горячо заговорил старый дервиш, - поэтому все несчастные, угнетаемые, мучимые в Курдистане, Фарсистане, на равнинах Джигатая, в Румских землях ищут покровительство у Искендершана34, нашего молодого шаха. Все присоединяются к его войску. Наш великий шах в своей неизбывной щедрости раздает всем приходящим к нему землю, поручает хорошее дело, лелеет... Своими глазами видел я это...

"Странно, - думал Ибрагим. - Все говорят, что "видели своими глазами". Странно. Я должен осознать, переварить все это. Я должен найти ответы на все интересующие меня вопросы. Но ничто еще из услышанного сегодня не дает мне ответа на мои вопросы. Напротив, сомнения мои возрастают все более...". Размышления Ибрагима отдаляли его от общества шиитских дервишей. Дня два назад он подружился с сыном некоего купца из каравана, к которому присоединился. На стоянках они вместе ели, вели долгие беседы во временных лагерях, раскидываемых в местах, где не было караван-сараев.