Азиза Джафарзаде - Звучит повсюду голос мой

- Решил, ага Тарлан!

- Куда?

- В Наджаф... Нужно еще многое узнать, чтобы осмелиться учить других.

- Да будет удачным твое путешествие, Ага!

На прощанье друзья обнялись и поцеловались. Поэт покинул дом Гаджи Асада, так и не встретив самого хозяина. Визит его прошел незамеченным. Бирджа-ханум возлагала большие надежды на могущественное влияние потомка пророка на ее сына. От внутренней чистоты поэта люди становились лучше, может быть, и ее сыну станет легче, Ага обязательно ему поможет... Не подозревая о том, какие над ней сгущаются тучи, и только сетуя на то, что не успела угостить гостя чашкой чая, Бирджа-ханум проводила его до ворот и поцеловала ему руку.

... Впереди лежала дорога. Она ждала двух наших друзей, одного из них вела к надеждам и образованию, второго - в неизвестность.

Дороги поглотили Сону, потом - Тарлана. Как будто и не было на ширванской земле восхищавшей танцами красавицы Соны. Сорвали благоухающий цветок... А Тарлан... Тарлан не поехал учиться, к чему призывал его поэт, не ушел на поклонение к святыням мусульман, как обещал дома, он избрал для себя участь странника в пустыне... На какой берег бурного океана времени выбросят Сону и Тарлана эти дороги?

Жизнь продолжается, такая, как прежде, и никто не вспоминает об исчезновении этих двоих. Только у Бирджа-ханум не просыхают глаза от слез.

СВАДЬБА

... Сеида Азима не оставляют мысли об участи его несчастного друга. Он постоянно грустен. Правда, он стремится в Наджаф в семинарию, однако его мечты сбудутся не так скоро. На это есть причины. И первая из них - деньги, вернее, отсутствие их. На что он будет жить и учиться в чужом краю? Он надеялся на покровительство богатого человека. О жизни семинаристов в Наджафе и Кербеле говорили вернувшиеся с поклонения святыням паломники. Посылаемых им пожертвований едва хватает на плату за обучение, бедные школяры ведут нищенское существование, становятся попрошайками. Письма семинаристов полны жалоб и просьб о помощи. Зубрежка основ богословия высушивала мозги, от живой мысли ничего не оставалось. Некоторые отчаявшиеся увлекались курением опиума и анаши, играли в азартные игры, забывая насовсем изучение корана и основ шариата.

Кроме того, Сеида Азима останавливали от поездки жалость к матери, заботы о ее здоровье. Сама Минасолтан после истории с Тарланом и его отъездом потеряла покой. Она твердо задалась целью найти для сына достойную невесту и этим привязать его к дому. Может быть, аллах милостив, сын или вовсе не поедет учиться, а если и поедет, то не будет гулять, избави аллах, как другие семинаристы. И будет стремиться домой.

Минасолтан вела переговоры с родственниками и соседями и подстроила дело так, что, куда бы Сеид Азим ни приходил, с кем бы ни встречался, тотчас возникал разговор о женитьбе.

... Со времени печальных событий прошел год. Вспоминая свою любовь к Соне, Сеид Азим ощущал аромат юной расцветшей розы, весенний ветер, мгновенно освеживший жизнь, мимолетный свет, озаривший все вокруг него. Он был опьянен изяществом и грацией ее стройного тела, восхищен чарующим, зажигающим кровь танцем... Была ли та любовь настоящей, истинной, он не думал... Ему казалось, что он должен видеть Сону, вдыхать ее аромат... Она была для него гурией, пери рая. Это был сон, он проснулся, и в руках ничего не осталось. А память запечатлела вечную, пленительную красоту. Ее из памяти ничто не сотрет, ни одно несчастье... Поэт теперь осознал, как когда-то говорила ему Сона, что их соединяла не та любовь, которая объединяет людей на жизнь и смерть, которая приносит в жизнь продолжение свое, потомство, нет. Здесь нет места для любви между мужем и женой, которые делят последний кусок хлеба, всю жизнь идут плечом к плечу, выносят все тяготы жизни ради того, чтобы вырастить детей, продолжить род. Это поклонение поэта богине красоты, прекрасному неземному существу. Сона говорила ему: "Я могу быть украшением твоих грез, источником твоего воображения, и только..."

Сеид Азим не давал и в те времена клятвы не жениться никогда. Теперь и он начинал думать о спутнице жизни, которая бы понимала его во всех его делах... Интересно, а кого судьба, движущая руками любимой матери, выбирает ему?

Эти мысли тяготили его, утомляли. Только в поэзии он находил отдохновение. Но в последние дни ему не нравились сочиненные им газели. Не раз он раскрывал перед собой диван стихов несравненного Физули. Он шлифовал свое мастерство подражаниями газелям Физули. Интерпретации известной темы и подражания поэтам-мастерам - извечная школа поэзии. Он в газели мастера прибавлял три строчки к двустишию, стремясь не нарушить размер и рифму, смысл и значение, сохранив красоту и художественные качества газели. Так создавалось совершенно новое произведение.

Как у сломанной пиалы, даже звона нет у нас,

От друзей же ни привета, ни поклона нет у нас,

Ветер, ветер, на чужбине почтальона нет у нас,

Даже весточки от милой, у влюбленных нет у нас,

Не оставь наш дом печали - без тебя таким он стал.

Газель о любви Физули была так созвучна нынешнему состоянию Сеида Азима, что молодой поэт не испытывал трудностей в нахождении необходимых слов, подходящих для каждой строки. Слова лились тонкой нежной вязью, как легкий предрассветный ветерок, как вода из чистого родника. Перед взглядом поэта оживали картины недавнего времени, поставившего преграды перед свободной любовью Соны и Тарлана.

"О старый Физули! Через триста лет после тебя на Востоке будто ничего не изменилось. И после тебя душат любовь и чувства. И сейчас за любовь Санана к христианке на шею вешают крест, и сейчас аскеты запрещают смотреть на красивых людей. Отовсюду летят камни в тех, кто славит любовь, и тело влюбленного в ранах, душа его стонет. Лицемеры требуют отречься от любви".

Щеки поэта пылали, он весь горел точно в лихорадке. Перо без устали выстраивало строку за строкой на белой самаркандской бумаге:

Нет, святошам-лицемерам я не стану подражать, Прикрывающимся верой я не стану подражать, Поучающим не в меру я не стану подражать, их постыдному примеру я не стану подражать. Потому что никогда я в этом правды не видал.

Неслышно в комнате появилась Минасолтан с чайным подносом в руках. Она понимала, что сын увлечен, но решилась сегодня непременно поговорить с ним. Хватит оттягивать то, что обязательно должно произойти: она должна получить его согласие на женитьбу. Следует к такому важному событию подготовиться заблаговременно, написать в Дагестан своему отцу Ахунду Гусейну, который был в Ягсае кази - главой духовенства в своем уезде. Ахунд Гусейн вершил судебные дела мусульман и был справедливым человеком, он много сделал для внука, без его помощи Минасолтан не смогла бы так хорошо его воспитать. Он приедет и завершит это благое дело.