Азиза Джафарзаде - Звучит повсюду голос мой

У Сеида Азима в волнении забилось сердце, лицо вспыхнуло: "Неужели осуществление моей мечты так близко?!"

Ахунд Гусейн, уловив произошедшую с ним перемену, истолковал ее по-своему:

- Конечно, я не собираюсь так рано отрывать тебя от молодой семьи...

Поэт хотел возразить, но дед прервал его:

- Послушай, я знаю, что мать поспешила тебя женить, чтобы привязать тебя к дому. Поверь, все матери на свете тревожатся и оберегают своих детей, пока это в их силах. Однако если ты останешься полуобразованным человеком, в будущем ты с большим трудом сумеешь содержать свою семью. Ты не из тех сеидов - потомков пророка, которые собирают со всех узаконенную шариатом долю, и я не тот кази, который присваивает имущество сирот, поэтому и не смог собрать богатства, чтобы обеспечить тебе и твоей семье безбедное будущее. Но после совершенствования своего образования ты вернешься сюда в звании ахунда, и если аллах убережет меня от смерти к твоему возвращению, я постараюсь найти для тебя богатый приход, где ты будешь моллой, а может быть, тебе удастся стать кази. Тогда я смело скажу, что свои обязанности по отношению к тебе я выполнил, и спокойно смогу попрощаться с миром.

Вот мои мысли, вот мои намерения. Теперь желательно, чтобы ты потихоньку готовился к путешествию. По истечении года, уповаю на волю аллаха, ты выедешь в Наджаф. А я к тому времени сделаю все необходимые распоряжения и уговорю мать.

Мечта его была близка к осуществлению. У него не было другой цели. Станет ли он моллой? Время покажет... Надо стремиться к совершенствованию образования. Сеид склонился и с благодарностью поцеловал руку деду и своему первому учителю, так много сделавшему для него:

- Благодарю, дедушка!

... Со времени отъезда Ахунда Гусейна прошло полтора года, когда Сеид Азим покинул Шемаху, направляясь в Наджаф. В Ширване он оставлял не только мать и жену, но и маленького сына Мирджафара, названного так в честь деда поэта по отцовской линии. Сеиду Азиму, только что вкусившему сладостное чувство отцовства, было тяжело покидать дом, наполненный заботами горячо любящей его Джейран, которая начала властвовать над всем его существом. Он оставлял их на свою мать, которую почитал и любил больше всех на земле. Из далекого Ягсая шли вести от доживающего свои последние годы деда, который благословлял внука на полезное, нужное дело. Сеид Азим пустился в путь с надеждой пополнить и расширить свои знания, чтобы вернуться на родину образованным человеком, способным открыть школу для своих маленьких соотечественников, научить их приносить пользу своему краю.

... Перед нами снова дорога... Дорога, ведущая из Ширвана. В караване Кербелаи Вели, следующего в Кербелу через Наджаф, мы видим молодого поэта, неустанно глядящего вдаль. Что ожидает его на этой дороге? Долго ли продлится разлука с близкими и любимыми? Застанет ли он живыми друзей и близких, когда вернется?

Тревоги... Тревоги... С собой в дорогу он захватил тетрадь, в которую заносит впечатления от встреч в дороге, от красоты окружающего края. На каждом привале он уединяется и пишет... "Не отбирайте у меня моего поэта, дороги, верните мне его целым и невредимым..." Кто произнес эту фразу, прозвучавшую вместе с плеском воды, которую по поверью вылила ему вслед мать, чтобы путь был гладким? Джейран ли, раньше времени начавшая увядать от печали расставания? Или это был голос его феи вдохновения, притаившийся в глубинах его души?

СНОВА В ШЕМАХЕ

Пролетели месяцы, прошли годы... Мы расстались с нашим поэтом на дороге, которая увела его от нас в Наджаф. По этой же дороге он вернулся в Ширван. Проведя здесь, дома, два года, надышавшись вдосталь родным воздухом, наглядевшись на родных и любимого сына, он снова тронулся в путь... Дороги его пролегли через Иран, Турцию, Аравию... Удивительные страны, интересные люди... Сеид Азим вернулся в родные края под таким большим впечатлением от путешествий, будто прошли не два года, а повзрослел он на десять-пятнадцать лет... Каждый, кто его видел, восхищался образованностью и широтой его познаний. На него смотрели с изумлением и любопытством, а иногда и с завистью. В движениях некогда непосредственного, веселого и легкого в общении молодого человека появилась сдержанность, умудренность, поражала глубина и серьезность его рассуждений. Ровесники прониклись к нему почтением, старшие - внимательным уважением.

Повсеместно возросла вера в суждения этого человека. И как могло быть иначе? Он учился в духовной семинарии в Наджафе и Багдаде, затем в Шааме, где получил высокое духовное звание Ахунда. Он прекрасно разбирался в премудростях восточной философии.

Когда Сеид Азим решил посетить возобновившиеся после землетрясения меджлисы в доме Махмуда-аги, губернское управление из Шемахи уже перебралось в Баку. Особенно страшное внезапностью и непредотвратимостью, землетрясение в течение нескольких минут превратило Шемаху из цветущего города в груду развалин, рассыпались в прах здания, обитатели их гибли под обломками. Катастрофическое землетрясение 1859 года разрушило множество деревень в Ширване, унесло тысячи жизней. Встревоженный губернатор тогда же решил переехать из сейсмически опасной зоны в Баку.

Результаты землетрясения были всюду видны, жители ютились во времянках, заново возводились крепкие, устойчивые на случай новых землетрясений одноэтажные дома. Но в городе чувствовалось оживление. Только что кончился годичный траур по всем погибшим в тот страшный день, с лиц исчез шафранный цвет страха, на губах появились улыбки; в садах, на гуляньях начинали раздаваться звуки музыки и песен, люди сменили черные одежды скорби на яркие, праздничные, радующие глаз.

Идя к дому Махмуда-аги, Сеид Азим размышлял о смысле жизни. Человек рождается... Человек умирает... Жизнь вечно продолжается. Не будет меня, не будет тебя... Отцов сменяют сыновья, сыновей внуки, а жизнь на земле вечна... Все останется после нас: вода, воздух, земля, эти голубые небеса, это многоцветное мироздание с новыми прекрасными людьми, с их судьбой, с их улыбающимися губами, лицами...

Его встретили звуки музыки и возгласы "отлично!", "молодец!", "великолепно..." Видимо, кто-то танцевал в доме Махмуда-аги. Вот и хлопки аплодисментов. Он приблизился к воротам. Музыка зазвучала призывно, словно ухватила его за руки и втащила внутрь. Он на минуту задержался перед ярко освещенными окнами дома. Сердце сдавила мимолетная грусть по давно ушедшему времени, глаза ослепила картина застолья былых меджлисов... И вдруг перед ним ожило далекое видение: танцевала Сона... "Конечно, Сона, кто, кроме нее, способен украсить торжество в этом доме? Разве без Соны может быть танец, музыка? Миндалевидные глаза, кудрявые локоны вокруг матового лба, длинные жгуты кос, извивающиеся и летящие вслед за стройным телом, маленькие ножки в разноцветных шерстяных носочках, изящные нежные руки то на талии, то над головой... О аллах всемогущий, я снова опьянен..."