Азиза Джафарзаде - Звучит повсюду голос мой

"Говори, дорогой Ага, говори! Да буду я жертвой твоего языка! Значит, Тарлан здоров, здоров! Слава аллаху! О праведные люди, почему бы мне не радоваться этой доброй вести? Почему я не могу крикнуть громко на весь мир: "Мой Тарлан здоров, люди, поздравьте меня!" Он спрашивает обо мне, он не забыл меня! И на другом конце света есть человек, помнящий обо мне! Оказывается, я тоже достойна хорошей вести и я не забыта аллахом! Только меня нельзя поздравлять, я даже не могу открыто радоваться тому, что мой любимый жив! Я не могу даже назвать его имя! Месяцы, годы я ждала его без стонов, без слов. Мечтала о нем, любила его... А теперь, когда он нашелся и вспомнил обо мне, я и радоваться не могу, я принадлежу другому".

- Спасибо, Ага, за добрые вести... Но ты опоздал: у меня теперь семья, я не смею даже передать ему привет через тебя... Хочешь, напиши ему, что я умерла. Пусть он думает обо мне как о мертвой. Всему свое время, мое время ушло... У меня такая судьба, я не могла быть счастливой...

Он хотел меня спасти, бежать со мной, но я бы ни за что на свете не согласилась, чтобы он был опозорен за связь с чанги... Скажи ему, что меня больше нет... Моя судьба предначертала мне жизнь с моей семьей, я буду ей верна... Ты опоздал... Пожелай ему счастья, Ага... Да хранит вас обоих аллах всемогущий...

Всю дорогу от Арабчелтыкчи до Шемахи Сеида Азима не оставляли горькие раздумья... Он не смог помочь другу, сделать хоть что-нибудь для его счастья. Он не смог вовремя помочь и той, которая многие годы была для него музой, источником вдохновения и примером красоты, изящества, таланта... Всю дорогу он клял себя за то, что не собрался раньше навестить Сону, разузнать о ней. Не смог помочь их чистой, прекрасной мечте о счастье, опоздал, безнадежно опоздал... Он винил во всем себя, упустив из виду, что эпоха, свидетелем и современником которой он был, сама диктовала свои законы, не считаясь с мечтами и помыслами людей.

Когда он добрался домой, волна новых событий захлестнула его, он не собрался в день возвращения написать другу в Ашхабад, а уж потом не смог.

И мы сейчас расстанемся с Соной. Доведется ли, нет ли, встретить нам ее вновь? Увидит ли ее Ага? Как знать? Останется ли прежней ее роль в его жизни? Думаю, что нет. У нее теперь своя семья. Она удалилась из жизни Сеида Азима... Ее красота, ее высокое искусство будут вдохновлять поэтический дар нашего героя. А может статься, что мы еще будем свидетелями их встречи в будущем...

Сона сохранила две газели поэта, посвященные ей, и высохшие лепестки розы, как амулет от несчастья, от беды...

Давайте вместе с Сеидом Азимом вернемся в бурлящий, как котел, Ширван. Посмотрим, что еще готовит судьба нашим героям.

ЗАСУХА

Давно уже не было дождя... Устали глаза, устремленные в белесое от жара небо. В светло-голубой вышине люди не могли обнаружить ни облачка. Плодородные земли Ширвана под палящими безжалостными лучами высохли, растрескались, покрылись окаменевшей коркой, которая под ветром рассыпалась и пылью заносила все вокруг. Мельчайшая пыль забивала легкие, разъедала глаза. Посевы горели. Сады опалило, арыки пересохли, в реках стали видны камни на обмелевшем дне самых глубоких заводей.

Началась великая нужда. Везде шли разговоры о засухе: в чайхане, на Базаре, в мечетях, в банях, в поминальные дни, и в радостные. Такого не помнили даже старики. Засуха была таким же бедствием для города, что и землетрясение. В ожидании водовозов очереди выстраивались на улице. "Вода стала дороже крови", - говорили старики. Водовозы - владельцы ослов - возили воду издалека, из горных родников. Но и в горах большинство родников пересохло, из самых крупных источников вода лилась тонкой струйкой. Под ними нескончаемо менялись кувшины, люди боялись, чтобы хоть капля драгоценной жидкости пролилась мимо. Родниковая ледяная вода, пока ее привозили в город, согревалась, теряла вкус... Водой запасались: заливали ее в чаны и баки, ведра и казаны, установленные в подвалах... В ближних речках пересохли даже заводи, оголились подножия скал и гигантские валуны, которые народ окрестил "верблюжьими камнями". Самые глубокие раньше места превратились в илистые топкие лужи, в которых нельзя было ни умыться, ни тем более постирать белье. Но все же для питья вода была. Хуже обстояло с хлебом. На Базаре никто не произносил слова "пшеница". Муку продавали не мешками, как в былые времена, а на граммы, как золото. Ячмень, просо, фасоль, горох смалывали вместе с остатками пшеничного и кукурузного зерна и из этой мешанины пекли хлеб.

В доме Сеида Азима царила тревога: несколько дней назад Ага уехал к Селим-беку за обещанным зерном. По всем расчетам он уже должен был вернуться, но его все не было... Минасолтан не находила себе места. "Наверно, не дали, и он направился еще куда-нибудь. Бедное мое дитя! Не хотел вернуться с пустыми руками к семье..."

Джейран варила на кухне остаток запасов фасоли. Мирджафар еще не вернулся из школы. Хаджар помогала матери в домашних делах. Айша-Фатьма качала люльку с Сеидом Османом. У Минасолтан холодело сердце, когда она думала о своих голодных внуках. "Бедная Джейран, несчастные дети, как будто их шафраном вымазали. Сколько дней во рту у них крошки хлеба не было... Сколько можно кормить малышей фасолью с горохом? Скоро Мирджафар вернется из школы, чем накормить мальчика, о невидимый аллах?!"

- Джейран, где ты, я с голоду... - Голос Мирджафара осекся. Он уже большой мальчик, видно, сообразил, что не время для шуток...

Минасолтан вышла навстречу внуку:

- Джейран на кухне, детка, фасоль варит. Подожди немного, сейчас она тебя накормит.

Бросив сумку с книгами и тетрадями на стол, мальчик вышел во двор. Стукнул молоток на воротах.

- Кто пришел, детка?

Мирджафар крикнул со двора:

- Дядя Ширин!

Прикрывшись платком, Минасолтан вышла на порог.

Абдулла был ближайшим соседом семьи. Его отличала необыкновенная мягкость характера, за что Сеид Азим прозвал его "Ширин", что означает сладкий. Это прозвище так и пристало к нему: теперь для всех он был - Ширин Абдулла. Раньше Ширин Абдулла был дровосеком, но с тех пор, как открылась школа, он стал служителем в ней, во всем помогая Сеиду Азиму не только в школе, но и в домашних делах: приносил дрова, уголь, отвозил зерно для помола на мельницу. У этого безграмотного человека была редкая слуховая память: он заучивал стихи и газели Сеида Азима с голоса и любил их повторять. Он питал родственные чувства ко всем членам семьи поэта. Ага очень ценил своего необыкновенного помощника, учил детей Ширина в своей школе, не беря с них платы за обучение... Ширин Абдулла был в доме своим человеком, поэтому Минасолтан не очень закрывалась от него.

- Здравствуй, Минасолтан!

- Добро пожаловать, Ширин! Ты к Are? Его, к сожалению, нет дома. Ты что-то хотел сказать?