Алексей Елисеев - Жизнь - капля в море

Второе предложение было более радикальным - создавать на борту нечто похожее на приусадебное хозяйство и выращивать овощи, а может быть, и разводить птицу непосредственно в полете. По этому направлению тоже проводились и теоретические, и экспериментальные работы. Любопытно, что молдавский институт виноделия даже работал над созданием винных концентратов, которые при растворении в воде должны превращаться в вино. И они сделали такие концентраты. Мы пробовали приготовленное из них вино, и оно всем понравилось.

В нашем полете было запланировано испытать кубики в сочетании с обычной водой. Чтобы вода не портилась, в нее внесли безвредные добавки, которые не ухудшали ее вкуса. К сожалению, на «Союзе» нельзя было воду разогреть и кубики растворить. Их ели сухими и запивали холодной водой. Признаюсь, это питание не понравилось никому. Оно было, скорее, похоже на прием лекарства. Хотя врачи и убеждали, что все необходимое человеку в этих таблетках содержится, весь тот памятный день мы ходили голодные и нам ничего не хотелось делать. Помню, Валера Быковский надо мной подшучивал: «Захочешь летать - удобрения есть будешь». Настроение нам смогли исправить только добрые женщины из нашей летной столовой. Когда ужин для всех закончился и врачи ушли домой, мы пошли к ним и они нас вкусно накормили. Спасибо им! А в полете у нас выбора не будет.

В Центре подготовки все чаще стали появляться инженеры. Корабли прошли заводской цикл испытаний и были отправлены на космодром. Нам рассказывали о результатах испытаний, о выявленных особенностях и выполненных доработках. В поведении всех, кто на этом этапе общался с нами, была заметна какая-то особая собранность и взволнованность. Чувствовалось, что каждый ожидает важного события, которое он готовит и за исход которого несет ответственность.

Для нас главным содержанием заключительных дней были экзаменационные тренировки. На них съезжалось очень много специалистов из разных организаций. По их просьбам на тренажере имитировались различные отказы бортовых систем, и они контролировали нашу реакцию на эти отказы. В отличие от реального полета никаких подсказок по радио мы не получали. А потом, когда тренировка заканчивалась, мы подолгу сидели со специалистами и обсуждали причины, по которым тот или иной отказ мог возникнуть, как его распознать и как правильнее всего действовать. По завершении этих бесед мы прощались до встречи на космодроме...

Появились журналисты. Это уже было явным признаком того, что в ЦК дали добро на полет и согласились с составами экипажей. Иначе бы их к нам не подпустили. В то время вся информация о подготовке к полету была совершенно секретной. Работников прессы и кино, допущенных к ней, было очень немного - всего десятка полтора-два человек. Но и для них доступ открывался только на последнем этапе, за несколько недель до полета. Публиковать что-либо перед началом полета им было запрещено. Все их записи, киноленты и фотоснимки хранились в секретных помещениях. Но как только старт состоится, подготовленные ими материалы должны будут мгновенно заполнить все средства массовой информации страны. Кроме того, они сразу станут доступными для зарубежных изданий. Существовал какой-то способ очень быстрого распространения информации.

Для освещения полетов отбирались наиболее одаренные корреспонденты. Условия работы у них были трудными. Мы старались их избегать - не хотелось думать о том, что напишут газеты, пока еще неясно, состоится ли твой полет. А они старались использовать любую возможность, чтобы собрать материал. В конце концов встречи с журналистами были включены в наше расписание, и таким образом компромисс был найден...

Перед самым завершением подготовки в нашем расписании появился новый пункт - ВПК. Он означал, что назначено заседание Военно-промышленной комиссии. На нем от имени правительства должны были дать формальное разрешение Государственной комиссии на продолжение работ по подготовке к пуску и подписать доклад в ЦК с предложением о проведении пуска. Взаимоотношения правительства и ЦК были очень любопытными. Они строились так, что правительство без ЦК ни одного крупного решения принять не могло, но при этом ЦК никакой ответственности на себя не брал. В отношении космических полетов ЦК лишь принимал решение «согласиться с предложением Военно-промышленной комиссии о проведении запуска...», но не принимал решения «осуществить запуск...». Эта лукавая мудрость и лежала в основе руководящей роли КПСС. А чтобы не возникало никаких противоречий с правительством, все его главные действующие лица вводились в состав ЦК. Они не работали в ЦК, но присутствовали на его заседаниях и таким образом становились участниками принимаемых решений. Любой конфликт с ЦК означал для члена правительства потерю своей работы.

Экипажи на заседание комиссии традиционно приглашались. Заседание проходило в Кремле. Его вел председатель комиссии Леонид Васильевич Смирнов. Он был в ранге первого заместителя Председателя Совета Министров СССР. Присутствовали министры, главные конструкторы, руководители Академии наук, руководители Министерства обороны, председатель Государственной комиссии по подготовке и проведению пусков и, конечно, кто-нибудь из работников ЦК. Все докладывали о готовности к пуску. Первым выступал главный конструктор ракетно-космического комплекса (руководитель нашего предприятия), затем ответственные за подготовку стартовых сооружений, командно-измерительного комплекса, поисково-спасательного комплекса, за медицинское обеспечение полета и другие. В конце спрашивали космонавтов, нет ли у них каких-то сомнений в том, как подготовлен полет. Естественно, ответы всегда были отрицательными. Вообще, результаты заседания комиссии были заранее известны. Все понимали, что само заседание назначалось только в случае, если все ответственные лица доложили Государственной комиссии о готовности и из ЦК получено предварительное согласие на пуск. Работники ЦК разведывали по своим каналам, насколько большой риск таит в себе полет, оценивали политический эффект от полета, как в случае удачи, так и в случае неудачи, и на основе этого формировали свое мнение. О нем они устно информировали Военно-промышленную комиссию. Они могли сказать, что не возражают против рассмотрения вопроса на заседании комиссии или что считают нецелесообразным рассматривать данный вопрос. Все понимали, что в первом случае будет заседание с положительным решением; во втором - заседания не будет вовсе. От докладчиков требовалось одно - не высказать по неосторожности никаких сомнений.

Наше заседание прошло гладко. Единственный дополнительный вопрос поднял сам Смирнов - о качестве бортового питания. Но, похоже, вопрос не был неожиданным. С ответом выступил заместитель министра здравоохранения Бурназян с заранее подготовленной справкой. Он сравнил содержание белков, жиров и углеводов наших продуктов и американских и убедил всех, что у нас в целом питание не хуже, а калорийность даже выше. Кто-то из сидящих недалеко от нас на это тихо проворчал: «Ты бы их еще антрацитом кормил - там калорийность еще выше».