Михаил Брайчевский - Утверждение христианства на Руси

Утверждение христианства на Руси имело далеко идущие и многогранные последствия для всестороннего развития общественной жизни. К сожалению, они не оценены должным образом. Более того, в опубликованных работах встречаются не просто неверные, а деструктивные по своей тенденциозности утверждения.

Дореволюционная историография, в преобладающем большинстве стоявшая на позициях официальной ”истинно православной” платформы, слишком переоценивала значение религиозной реформы Владимира, приписывая ей универсальное содержание. В соответствии с устоявшимся тезисом с утверждения христианства начиналась подлинная история древнерусской цивилизации. Предшествующее время тонуло во мраке невежества и дикости. Благодаря греческой вере Русь якобы получила действительное упорядочение государственной жизни, должную социальную структуру, политические и юридические институты, не говоря уже о духовной культуре. Выходило, что только с 988 г. начались каменное строительство, письменность, литература, философия, зародыши позитивных знаний, просвещение, изобразительное искусство, музыкальная культура. Эта тенденция справедливо отвергнута в советской литературе.

Не лучше и противоположная тенденция — недооценивать или принижать значение христианства в истории Руси, — которая порой преподносилась как прогрессивная установка под лозунгом борьбы против религиозных пережитков и клерикальных концепций. Она имела две формы, которые нередко объединялись. Во-первых, отрицание вообще какой-либо существенной роли христианства в историческом развитии Руси, а во-вторых, утверждение негативного влияния новой веры на состояние восточного славянства. Это дало основания академику Б. Д. Грекову квалифицировать проблему крещения Руси как ”запутанный вопрос” [190, с. 379].

Оснований для негативной оценки самого акта христианизации было два: во-первых, новая религия утверждала и укрепляла феодальный строй, а тем самым и эксплуатацию одной части населения другой; во-вторых, христианство как религия давало искаженное представление об окружающем мире.

Эта тенденция имела антиисторический, антидиалектический характер. Она ставила проблему абстрактно, отвлекаясь от реальных условий эпохи и от тех альтернатив, которые могли быть противопоставлены христианизации.

С 1934 г. в советской литературе введение христианства на Руси рассматривается как позитивный факт, благотворно влияющий на развитие древнерусского общества [54]. К сожалению, историки ограничивались общими формулировками, не вдаваясь в углубленный анализ и всестороннюю аргументацию. Основным аргументом оставалось положение об активном влиянии христианства на прогресс древнерусской культуры, которое в дореволюционной историографии претерпело наибольшую деформацию.

Попытаемся определить, что же во введении христианства было прогрессивным, что ошибочным, и вывести, наконец, нужную ”равнодействующую”. При этом следует разделять два вопроса, хотя и связанные друг с другом, но далеко не тождественные: христианское учение как идеологическую систему с ее философско-мировоззренческими, социальными и этическими возможностями и жизненную практику церкви как общественной организации с четко выраженной классовой позицией. Утверждение христианства на Руси было закономерным актом, подготовленным всем ходом исторического развития и глубоко мотивированным объективными потребностями эпохи. Необходимость замены отжившего многобожия монотеизмом диктовалась в первую очередь социально-экономическими условиями раннеклассового общества. Дело отнюдь не во внешней оболочке, не в том, что именно пришло на место оскудевшего язычества — христианство, ислам, иудаизм, буддизм или что-либо подобное. Суть дела в том, что новая религия представляла собой принципиально новый шаг в общественном прогрессе.

Основным недостатком почти всех высказанных в литературе оценок было то, что процесс христианизации Руси рассматривался независимо от конкретных исторических условий. Вне внимания оставался основополагающий факт, что христианство в Древнерусском государстве заменило собой первобытное язычество, что это событие следует оценивать в сравнении этих двух идеологических систем. Но здесь мы вынуждены констатировать наличие довольно странных утверждений, которые никак не отражают реальную ситуацию. Имеется в виду антидиалектическая мысль, что христианство и язычество представляют собой две формы одного и того же явления, потому что суть учения и там и там составляла вера в сверхъестественные силы.

”Христианство нельзя противопоставлять язычеству, — пишет Б. А. Рыбаков, — так как это только две формы, два различных по внешности проявления одной и той же первобытной идеологии” [539, с. 390]. Мы считаем, что это — принципиально разные сущности, поданные в сходной мистической форме. Далее: ”Христианские миссионеры, шедшие к славянам или германцам, не приносили с собой ничего принципиально нового; они несли только новые имена для старых богов, несколько иную обрядность и значительно более отточенную идею божественного происхождения власти и необходимости покорности ее представителям. Мировоззрение же миссионеров не отличалось от мировоззрения языческих жрецов, колдунов и знахарей” [539, с. 390—391]. Это подобно тому как если бы кто-то утверждал, что между ”линией Платона” и ”линией Демокрита” в философии нет никакой разницы, поскольку обе стремились постичь бытие; единственно, что первая провозглашала основой вселенной дух, а вторая — материю.

Подобные заявления вызывают искреннее удивление. В отличие от язычества христианство представляло собой идеологическую систему не первобытного, а классового общества, и в описываемый период составляло важнейшую часть в надстройке окончательно сформированного феодализма. И конечно же не обрядовыми действиями определялась суть обеих религиозных систем как надстроечного явления.

”И язычество, и христианство, — пишет Б. А. Рыбаков, — в равной мере основаны на вере в сверхъестественные силы, ”управляющие” миром” [539, с. 390]. Так ли это? Язычество действительно базировалось на мистической основе, но христианство вобрало в себя все основные достижения античной философии, и трудно сказать, какой из компонентов преобладал. Конечно, вера представляет собой основу всякой религии, и формулу Б. А. Рыбакова в этом плане можно отнести к любой из них. С таким же успехом можно, скажем, утверждать, что феодализм ”нельзя противопоставлять” рабовладению или капитализму, так как все эти системы базируются на эксплуатации человека человеком. Если следовать такой философии, любой исторический процесс неизбежно утратит конкретное содержание и превратится в абстракцию.