Густав Эмар - Твердая рука

-- Помните,-- сказала донья Марианна, протягивая на прощанье руку охотнику,-- вся моя надежда на вас. Если ващи планы не осуществятся, я останусь одна, некому будет защитить меня, и мне останется только умереть... Я не переживу крушения всех моих надежд!

-- Надейтесь на меня, донья Марианна! Я поставил на карту свою жизнь и свое счастье и выиграю эту роковую партию, я в этом убежден!

Вот те несколько слов, которыми обменялись молодые люди при расставании. Эти слова стоили любых клятв в верности.

-- Помните о легенде,-- сказала донья Эсперанса, нежно обнимая на прощание девушку.

Донья Марианна ответила ей улыбкой. Тигреро держал поводья двух коней, а Твердая Рука с группой охотников собрались охранять путешественников, издали следуя за ними.

Двинулись в путь. Путешествие проходило в молчании. Донья Марианна была всецело поглощена своими мыслями после всего пережитого в лагере охотников, а Мариано был так ошеломлен приемом в лагере, его роскошью и комфортом, невиданными в прерии, что не мог прийти в себя от изумления. По желанию доньи Марианны, торопившейся вернуться домой, тигреро избрал кратчайший путь, ведущий прямо в асиенду дель Торо, минуя ранчо. Когда путники достигли ворот замка, позади них раздался выстрел. Девушка оглянулась и увидела клубок белого дыма, расстилавшийся вдали над группой всадников. Донья Марианна догадалась, кто это стрелял, и помахала на прощание своим платочком. Новый выстрел дал ей понять, что ее сигнал принят; вслед за тем охотники повернули коней и скрылись в лесной чаще. Первым человеком, которого встретила в асиенде донья Марианна, был Паредес.

-- Боже милостивый, нинья,-- воскликнул управитель,-- где вы пропадали? Сеньор маркиз вне себя от беспокойства.

-- Разве моему отцу неизвестно, что я поехала погостить к моей кормилице?

-- Дон Руис говорил ему об этом. Но ваше отсутствие было столь продолжительным, что сеньор маркиз стал опасаться не случилось ли с вами какой беды.

-- Как видите, ничего плохого не произошло, мой добрый Паредес. Успокойтесь и успокойте моего отца. Я не замедлю сама засвидетельствовать ему свое уважение.

-- Дон Фернандо вместе с доном Руисом проверяют сейчас состояние укреплений асиенды. Ведь с часу на час мы ожидаем нападения индейцев.

-- И пусть себе проверяют. А я тем временем отдохну в голубой гостиной. Умираю от усталости! Вы доложите отцу о моем возвращении; когда он закончит свой осмотр, а до тех пор не надо беспокоить его.

-- "Беспокоить"?! -- воскликнул дон Хосе.-- Простите, сеньорита, но я не могу согласиться с вами. Vivo Dios! Да маркиз никогда не простит мне, что я не доложил ему немедленно о вашем возвращении!

-- Если так, делайте как знаете, мой добрый Паредес. Дон Хосе, очевидно только того и ожидавший, бросился со всех ног искать маркиза.

-- Мой дорогой Мариано,-- обратилась между тем девушка к тигреро,--никому нет надобности знать, где мы с вами были и что делали в эти дни. Пусть все думают, что я не покидала вашего ранчо. Я рассчитываю на ваше молчание. Настанет час, когда я сама расскажу все отцу.

-- Слушаю, нинья, ваше слово для меня закон. Да мне вообще до этого нет никакого дела.

-- А теперь я хочу поблагодарить вас, Мариано, за огромную услугу, оказанную мне.

-- Вы знаете, как я предан вам, нинья. Я только исполнил свой долг, и не за что благодарить меня.

Девушка, улыбнувшись, протянула ему руку и вошла в дом, а тигреро повел двух коней в кораль мимо множества шалашей окрестных хуторян, укрывшихся по приказу маркиза в асиенде и заполнивших все ее дворы.

Дон Фернандо, услышав радостную весть, бросился к до чери, так и не закончив осмотра укреплений. По мере того как над головой маркиза сгущались грозные тучи, возрастала его любовь и нежность к детям; он словно искал в них опоры, чувствовал необходимость укрепить семейные связи перед дицом надвигавшегося несчастья.

-- Жестокое дитя! -- с ласковым упреком произнес он, обнимая дочь.--Можно ли так долго пропадать в такое тревожное время?!

-- Прости, отец, и поверь,-- сказала донья Марианна, ласкаясь к нему,--что мысль о тебе и о твоих делах ни на минуту не покидала меня в эти дни моего отсутствия.

---- У тебя доброе сердце, дитя мое! Но, увы,-- со вздохом произнес маркиз,-- мое положение отчаянное, меня уже ничто не спасет.

-- Как знать, отец!

-- Не убаюкивай меня ложными надеждами: пробуждение будет еще более тяжким.

-- Я и не собираюсь обольщать тебя несбыточными мечтами! -- с достоинством произнесла она.-- Я привезла тебе нечто положительное и веское.

-- "Положительное и веское"? В устах молодой девушки эти слова звучат довольно странно. Где же думаешь ты, дитя, найти это "нечто"?

-- За ним не придется далеко ходить, оно здесь, у нас под ногами. Тебе стоит только захотеть поднять его. Дон Фернандо ничего не ответил, только безнадежно склонил голову на грудь.

-- Послушаем Марианну, отец! -- вмешался дон Руис.-- Она всегда была ангелом-хранителем нашей семьи. Я верю ей, отец, она не сотворит себе забавы из нашего горя.

-- Благодарю тебя, Руис! -- сказала донья Марианна.-- Да я лучше умру, чем огорчу нашего отца!

-- Господи, я сам отлично это понимаю! Но вы еще молоды, лишены жизненного опыта и склонны принимать свои желания за действительность.

-- Но почему же все-таки не выслушать ее? -- возразил Дон Руис.-- Может быть, Марианна и ошибается... может быть, слова ее не произведут на тебя должного впечатления, что, во всяком случае, ты услышишь в них любовь к тебе. Уже из-за одного этого мы оба -- и ты и я -- должны быть благодарны ей.

-- Но к чему все это, дети?

-- Бог мой, в нашем отчаянном положении нельзя ничем пренебрегать, отец! -- сказал дон Руис.-- Как знать? Иногда самые слабые существа приносят самую большую пользу Разве не сказано: "Устами младенцев глаголет истина"?

-- Ладно. Если ты этого требуешь, сын мой, я выслушаю ее.|

-- Я не требую, я прошу, отец!.. Говори же, сестренка! Го| вори, не бойся.

Донья Марианна кротко улыбнулась, обхватила шею отца руками и, нежно склонясь головой к нему на плечо, ласково шептала:

-- Если бы ты только знал, отец, как я люблю тебя, как я желала бы видеть тебя счастливым! Но я не стану ничего тебе рассказывать, ты все равно не поверишь мне,-- до того стран

но и невероятно то, что я должна сообщить тебе.

-- Видишь, дитя, я был прав!

-- Одну минутку, отец. Я не стану рассказывать, но у меня к тебе серьезная просьба, такая необычная, что я, право, не знаю, как ее выразить... Боюсь только, что ты не поймешь меня...

-- О! О! Дитя мое,-- улыбнулся маркиз, явно заинтересованный словами дочери,-- что же это за просьба, которая нуждается в таком длинном предисловии? Страшная, должно быть, штука, если ты так долго не решаешься ее высказать.