Густав Эмар - Твердая рука

-- Действительно, очень просто,-- сказал, усмехнувшись, сенатор и взломал печать.

Кидд скромно отошел в сторону и опустился в кресло, предоставляя сенатору полную свободу прочесть столь интересовавшее его письмо.

А дон Руфино, пробежав с величайшим вниманием письме Два раза кряду, ушел в свои мысли.

-- Ну как?-- прервал наконец молчание бродяга.-- Плохие вести?

-- Очень важные, сеньор. Но я вот все спрашиваю себя: с какой целью вы завладели этим письмом?

-- С целью доставить вам удовольствие -- так мне кажется, сеньор.

-- Со стороны это выглядит очень мило, но при наших отношениях непонятно.

Бандит рассмеялся.

-- Разве я не сказал, что собираюсь предложить вам одно дельце.

-- Сказали, и я жду ваших предложений.

-- Это не так просто, сеньор.

-- Ладно, я помогу вам, подскажу, на каких условиях мы могли бы договориться.

-- Отлично! Я вижу, вы начинаете понимать меня, и мы, пожалуй, сумеем успешно закончить все сегодня же.

-- Вы человек небогатый,-- прямо приступил к делу сенатор.

-- Признаюсь, что не купаюсь в золоте,-- сказал бродяга. окинув взглядом свой обветшалый костюм.

-- Так вот, я могу озолотить вас.

-- Что вы называете "озолотить"? -- недоверчиво произнес бандит.

-- Я мог бы предоставить в ваше распоряжение такую сумму денег, которая не только избавила бы вас навсегда от нужды, но и позволила бы вам жить в роскоши, не сходя при этом с колеи честной жизни

-- Честность -- это добродетель, доступная лишь тем, кто может тратить деньги не считая их,-- назидательно произнес бандит.

-- Пусть так; я дам вам возможность стать честным человеком в вашем понимании этого слова.

-- Ко это будет вам дорого стоить! -- вызывающе продолжал Кидд.-- У меня ведь большие запросы.

-- Я так и полагал, но это неважно. Послушайте, в Калифорнии у меня имеется асиенда. Я готов подарить ее вам.

-- Гм...-- промычал Кидд, презрительно выпятив нижнюю губу.--Какая-нибудь захудалая асиенда, а?

-- Напротив, огромная, с большими стадами рогатого скота, с отарами овец, с табунами диких лошадей; к тому же она расположена вблизи моря.

-- Это уже кое-что, не спорю; но это все же еще не богатство.

--Подождите!

--Жду.

-- В придачу к асиенде я отсчитаю вам кругленькую сумму в сто тысяч пиастров золотом.

У бандита закружилась голова.

-- Как! -- вскричал он и, побледнев от радости, вскочил, словно кукла на пружине.-- Как вы сказали -- "сто тысяч пиастров"?

-- Да, повторяю, сто тысяч пиастров,-- подтвердил сенатор, внутренне удовлетворенный произведенным эффектом.-- Как думаете, вам достаточно будет этих денег, чтобы стать порядочным человеком?

--Я думаю! Vivo Cristo!

-- От вас зависит, чтобы все это претворилось в жизнь в ближайшие восемь дней.

-- А, понимаю! Есть одно условие? Карай! Я откажусь от него лишь в том случае, если оно окажется невыполнимым.

-- Вот это условие. Слушайте меня внимательно.

-- Карай! Как не слушать! Асиенда и сто тысяч пиастров! Я еще не сошел ума, чтобы отказаться от такой милости судьбы.

-- Прежде всего не мешать осуществлению моих планов, дать мне жениться на донье Марианне и в день свадьбы вручить мне записку, которую нашли на том несчастном... убитым своим слугой.

-- Прекрасно. И это все?

-- Нет. Я требую, чтобы вместе с запиской вы дали мне неопровержимое доказательство, что на этот раз этого человека нет уже в живых.

-- Карай! Это не так просто.

-- А уж это меня не касается. Выкручивайтесь как знаете.

-- Справедливое замечание. А срок какой?

-- Восемь дней.

-- Боже праведный! Восьми дней, пожалуй, будет маловато. Нелегко убить такого человека!

-- Да, но, когда он станет мертвецом, вы станете богачом.

---- Я знаю и принимаю в расчет это соображение; а все же Это слишком трудное дело. Я рискую своей шкурой.

-- Соглашайтесь или отказывайтесь; третьего выхода нет.

-- Соглашаюсь, соглашаюсь! Никогда в жизни мне не представится больше такого случая стать честным человеком!

-- Значит, решено?

-- Решено!

-- Отлично! Теперь о другом. Вы ведь можете еще пере думать и попытаться предать меня...

-- Как вам не стыдно, сеньор!..

-- Как знать, всякое бывает... Ну так вот, для пресечения возможной измены вы подпишете мне сейчас же документ, в котором будет подробно изложен весь наш уговор.

-- Карай! Это очень опасно.

-- Верно, но не только для вас, а и для меня; ведь там будут изложены и мои требования.

-- Но если существование такого документа будет одинаковой уликой против нас обоих, зачем вообще его писать?

-- А вот для чего. Если вам взбредет вдруг в голову мысль предать меня, вы не сможете этого сделать, не погубив и себя вместе со мной. Я надеюсь, что это обстоятельство несколько обуздает вас и заставит одуматься, если такая шальная мысль зародится в вашей голове.

-- Вы не доверяете мне?

-- А вы мне?

-- Это другое дело, я ведь бедняк.

-- Пора кончать: либо вы принимаете мои условия, либо отвергаете их, и тогда исключается всякая возможность сделки между нами.

-- Напрасно вы разговариваете со мной в таком тоне, ведь я могу еще пустить в ход известную вам записку!

-- Не посмеете!

-- Я не посмею?! А почему же?

-- Если бы вы могли воспользоваться этой запиской, вы бы сделали это давно. Не знаю что, но что-то вам мешает. Я слишком хорошо вас знаю, слишком высокого мнения о вашей сметливости, чтобы сомневаться в этом. Послушайте меня, Кидд: не пытайтесь больше пугать меня этой запиской, словно пистолетом, приставленным к горлу,-- все равно из этого ничего не выйдет. Поторопитесь лучше принять те блестящие предложения, которые я сделал вам. Так будет лучше.

-- А, будь по-вашему! Придется мне уступить, раз уж вы так настаиваете. Но вы должны согласиться, что ставите меня в тяжелое положение.

-- Нисколько! Вы ошибаетесь, сеньор, просто я принимаю свои меры предосторожности, только и всего.

Бродяга думал об этом иначе, но сто тысяч пиастров сделали свое дело. Соблазн был велик, и Кидд, подавив вздох, не стал больше препираться и согласился на все. Дон Руфино тотчас же стал набрасывать на бумаге условия уговора между двумя сообщниками. Хотя сенатор и отдавал себе отчет в том, что это преступное соглашение, попади оно в руки правосудия, может погубить их обоих, дон Руфино все же надеялся, что с помощью этого своеобразного дамоклова меча он сумеет держать бандита в страхе и повиновении. Сенатор писал, а бандит, стоя за его спиной, впивался глазами в каждое слово. Кидд опасался, как бы сенатор не надул его, а у самого уже копошились в голове мысли о том, как бы уклониться от этой страшной сделки... Только бы получить деньги, а там уж он придумает, как погубить того, кто навязал ее ему. Мы не решимся утверждать, что со своей стороны дон Руфино не думал о том же.