Александр Усовский - Что произошло 22 июня 1941 года?(с иллюстрациями)

Идеология вступившей в войну страны должна стать НАЦИОНАЛЬНОЙ, война должна идти за освобождение Отечества. Только тогда можно будет требовать от солдат идти в атаку и умирать.

Безжалостный бог войны требует ЛИЧНОЙ жертвы от Верховного правителя? Он эту жертву получит. В июле сорок первого под Витебском в немецкий плен попадает командир батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка старший лейтенант Яков Джугашвили. Жертва принесена — жестокий бог может быть спокоен, будущая Победа оплачена кровью ЕГО сына. Отныне уже никто из тех, кто решил сражаться, не усомнится в ЕГО несгибаемой твердости, мужестве и силе духа, в его ПРАВЕ отправлять на смерть миллионы — потому что, несмотря на горечь утраты, ОН посылает в бой второго, последнего своего сына. Вместе со всеми его сверстниками, уже обреченными ИМ на уход в бессмертие…

И всю осень сорок первого года под гусеницы наступающих немецких танков советское командование бросало все новые и новые дивизии, корпуса и армии. Мы теряли в окружениях целые фронты (Юго-Западный, когда танки Гудериана и фон Клейста соединились под Лохвицей; большую часть Западного в октябре под Вязьмой), мы теряли убитыми и пленными сотни и сотни тысяч человек — живой человеческой плотью стремясь задержать продвижение германской военной машины. Мы оставляли врагу города и села, церкви и погосты — сотни тысяч квадратных километров земли. Нашей земли…

Сто девяносто миллионов больше, чем восемьдесят.

За отвратительным и циничным штампом послевоенного советского агитпропа «в битве за Москву был развеян миф о непобедимости немецко-фашистских войск» стоит именно эта арифметика. Кровавая, чудовищная арифметика сорок первого года.

Чем мы гордимся, говоря о «битве за Москву»?

Тем, что к ноябрю сорок первого года наши потери только пленными превысили миллион человек, а всего безвозвратные потери — почти три миллиона при том, что немецкие потери за этот же период составили 750 тысяч человек — убитыми, ранеными и пропавшими без вести? Мы гордимся тем, что наши потери были почти впятеро выше, чем у врага? Тем, что немецкие танки просто завязли в трупах наших солдат (донесения немецких танкистов из Вяземского «котла»)?

Гордиться нечем.

Читаю официально-бодрое творение главкома Сухопутных войск Советской Армии (в 1967–1980 гг.) генерала армии Ивана Григорьевича Павловского. Понятно, что писал сей многомудрый труд не сам сиятельный военачальник, писали назначенные им безымянные авторы, что впрочем ответственности с генерала армии Павловского не снимает. Позволю себе процитировать некоторые пассажи сего опуса:

«В тяжелый летне-осенний период 1941 года обнаружилась явная нереальность стратегических замыслов фашистского командования. План «Барбаросса», основанный на идее «молниеносного» разгрома советских Сухопутных войск в самом начале войны, оказался блефом».

Тяжело и горько читать эту муру. Из почти трех миллионов солдат и офицеров предвоенной РККА к ноябрю сорок первого мы потеряли практически ВСЕХ. Более того, мы умудрились потерять еще два миллиона из тех, кого призвали накануне и в первые дни войны. Из восемнадцати тысяч танков, бывших на вооружении РККА 22 июня, к 1 декабря мы потеряли пятнадцать тысяч — ВСЕ, имевшиеся на тот момент в европейской части страны. Если это не «молниеносный разгром» советских Сухопутных войск, то что тогда можно считать разгромом?

И дальше бессмертный труд означенного Великого Полководца назидательно объясняет:

«Гитлеровское руководство допустило крупный просчет в оценке боеспособности и возможностей наших войск». В чем этот просчет? Командование вермахта в самых страшных снах не могло себе представить ТАКОГО громадного числа пленных? Оно не знало, что делать с ТЫСЯЧАМИ пленных политруков и прочих-разных комиссаров, которые вместо того, чтобы вдохновлять солдат на битву с врагами, нести пламенные идеи марксизма-ленинизма, так сказать, в армейские массы — густыми толпами сдавались в плен?

План «Барбаросса» был, вне всяких сомнений, авантюрой и импровизацией. План этот был сугубо и исключительно вынужденной мерой, попыткой выйти из патовой ситуации, в которой Германия оказалась осенью сорокового.

Но готов заложить свою голову — план «Барбаросса» не предусматривал ТАКИХ ЧУДОВИЩНЫХ ПОТЕРЬ Советского Союза.

Все немецкие кампании в Европе до вторжения в СССР отличались минимумом потерь (причем с обеих сторон) при максимальных результатах — и ничего удивительного в этом не было. Вермахт сражался с войсками государств, в которых народ и власть разделяла невидимая (но оттого не менее непреодолимая) пропасть, государств, в которых цели и задачи населения и приоритеты власти кардинально отличались друг от друга, государств, не сумевших противопоставить германским идеям национал-социализма, единства нации, идеям расового превосходства немцев над всем остальным миром (каковые идеи стали для всех немцев стержнем всей их тогдашней жизни) ничего, что хотя бы в минимальной степени походило на то нравственное единство и национальный порыв, который объединял вермахт, делал его солдат и офицеров единым организмом, великолепным военным инструментом своего фюрера.

Но на русской равнине вермахт вступил в схватку не на жизнь, а на смерть с армией, пусть и состоящей из неопытных штатских, никогда в жизни не бравших в руки оружия, но зато получившей в качестве идейной базы новую идеологию, в основе своей несущую отказ от тронутых молью идей «классовой борьбы» и «пролетарского интернационализма» в пользу РУССКИХ НАЦИОНАЛЬНЫХ ИНТЕРЕСОВ.

Войска, идущие на фронт, шли сражаться за Родину, за Россию — а отнюдь не за «мировую революцию» и не на «помощь угнетенному пролетариату». Эти войска были неопытны, плохо вооружены, почти необучены. Эти войска неизбежно понесут колоссальные потери, эти дивизии и корпуса, брошенные под гусеницы германских танков, будут разгромлены безжалостной немецкой военной машиной — но НИЧЕГО ДРУГОГО ОСЕНЬЮ СОРОК ПЕРВОГО СДЕЛАТЬ БЫЛО НЕЛЬЗЯ…

Сталин сделал это. И поэтому в кровавую осень сорок первого мы выстояли.

Наши потери той осени — плата за победу в России в октябре семнадцатого года интернационал-троцкизма, за временное торжество идей «мировой революции» и «всемирного пролетарского дела», за военную доктрину, основанную на лозунге «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». И 22 июня пришел наш срок платить по векселям. По чудовищным векселям, причем самой дорогой валютой — плотью и кровью русского народа.

Не стану описывать окружение 6-й и 12-й армий под Уманью, трагедию хутора Дрюковщина, Смоленскую «мясорубку», Вяземский «котел» и все остальные наши беды лета и осени сорок первого года. Вся информация об этих наших жестоких поражениях хорошо известна, и, несмотря на потуги советской историографии сфальсифицировать события 1941 года, на сегодняшний момент более-менее доступна человеку, интересующемуся историей.