Александр Доманин - Крестовые походы. Под сенью креста

После принятия присяги ничто более не удерживало крестоносцев от начала похода. Но прежде чем они двинулись в свой тысячемильный путь, состоялось последнее действо на не слишком гостеприимной для «Христовых рыцарей» земле Византии — смотр великого крестоносного воинства.

Смотр состоялся на равнинах Вифинии у азиатских берегов Мраморного моря и стал подлинным апофеозом первого этапа крестового похода. Описание этого события дошло до нас в изложении нескольких разных авторов. Их сведения порой противоречат друг другу, но, тем не менее, представляют значительный интерес, так как позволяют оценить, каково же было общее количество воинствующих пилигримов, отправившихся в Святую Землю, в тот период, когда их численность была максимальной.

Самая экстравагантная оценка численности крестоносцев принадлежит одному из современников похода, утверждавшему, что «их было как песка в море и звезд на небе». Если же серьезно, то наиболее близкой к истине представляется точка зрения папы Урбана II, объявившего, что в поход двинулось около 300 тысяч вооруженных людей. Капеллан графа Балдуина, брата Готфрида Бульонского, определяет численность крестоносцев, способных носить оружие, в шестьсот тысяч человек, не включая сюда священников, монахов, женщин и детей, сопровождавших войско. Цифра кажется взятой «с потолка» и вызывает очень большие сомнения, особенно если сопоставить ее с другим мифическим числом, приведенным тем же автором — оказывается, общая численность принявших крест достигала шести миллионов человек. Если учесть, что настоящим успехом проповедь крестового похода пользовалась только во Франции и Италии, это мнение восторженного священника представляется абсолютной нелепицей. Большей точности в оценке позволяет достигнуть анализ уже более поздних событий, и он, по-видимому, дает возможность в целом подтвердить суждение Урбана II.

Следует, однако, отметить, что из трехсот тысяч крестоносцев далеко не все представляли реальную воинскую силу. Уже приводился пример с войском Готфрида Бульонского, почти 9/10 которого составляла пехота, а реальное число хорошо вооруженных людей — конников и пехотинцев — вероятно, не превышало двадцать-тридцать тысяч человек. В других крестоносных ополчениях, скажем, у Боэмунда Тарентского, с этим обстояло получше, но все же, если оценивать качественный состав крестоносных армий, то, по всей вероятности, ядро войска — рыцари, оруженосцы, тяжеловооруженные мечники и копейщики — насчитывало около ста тысяч человек. Некоторую долю оставшейся части крестоносцев составляли подготовленные лучники, но в целом большая часть «Христова воинства» представляла собой плохо вооруженную, в основе своей крестьян-скую массу, примкнувшую к крестовому походу либо из духовных побуждений, либо в результате банального подчинения своему сеньору.

Довольно любопытна и национальная окраска похода. Летописец называет девятнадцать (!) наций участниками великого европейского деяния. Но затем он начинает перечислять нации: лангедокцы, провансальцы, омернцы, нормандцы, бретонцы, франки — и сразу все становится на свои места. Подавляющую часть крестоносцев составляли жители французских земель или ./поди, говорившие на разных диалектах французского языка. Даже в отрядах лотарингцев и итальянских норманнов Боэмунда франкоязычные воины составляли большинство. Некоторую долю «воинов Христа» составляли испанцы и итальянцы, попадались искатели приключений из далеких Шотландии и Скандинавии, но не они играли первую скрипку. Первый крестовый поход на 4/5 был французским. Это, кстати, вполне объясняет, почему на протяжении всей эпохи крестовых походов крестоносцев на Востоке и в Византии называли франками.

Весной 1097 года все эти многотысячные толпы франков выступили под стены Никеи — столицы Румского султаната. Первый крестовый поход, «великий путь по стезе Господней», вступил в свою решающую фазу.

Столица румских султанов Никея в то время была крупнейшим городом Малой Азии. Известная еще с античности, она долгое время была оплотом владычества византийских императоров в азиатской части империи. Лишь за двадцать лет до описываемых событий она пала под ударами сельджукских армий принца Сулеймана. Для христиан, особенно православных, имя Никеи было священно: ведь именно в этом городе в IV веке состоялись два церковных вселенских собора, на которых были приняты основополагающие христианские догматы — символ веры (Никейский символ веры и по сей день лежит в основе православия, и русского православия в том числе). Говорят, что император Алексей велел своим слугам ежедневно напоминать ему о судьбе Никеи. Что же касается сильного желания Алексея Комнина вернуть Никею под власть Византии, то, помимо духовных стимулов, не меньшую роль играли и военно-стратегические. Никея была, по существу, ключом к западной части Малой Азии, а также могла служить плацдармом для дальнейших завоеваний и в то же время прикрывать подступы к византийской столице со стороны Азии в случае оборонительной войны. Ни один противник не осмелился бы двинуться к берегам Босфора, оставив у себя в тылу такую мощную крепость.

А крепость эта в конце XI века была действительно первоклассной. Окруженная мощной шестикилометровой стеной с более чем двумястами башнями (возможно, их число достигало двухсот пятидесяти), она стояла на берегу Асканского озера. Западная стена города поднималась прямо от уреза воды, и враг, задумавший полностью блокировать Никею, должен был бы позабо-гиться и о военном флоте. Именно благодаря этому замечательному географическому положению Никейс-кая крепость долгие столетия стояла неприступной тердыней на пути мусульман. Лишь полная военная и государственная неразбериха, царившая в Византии мосле Манцикертской катастрофы, отдала эту цитадель под власть сельджуков. Словом, задача, стоящая перед крестоносцами, которые с конца апреля, после неподготовленной и неудачной попытки взять крепость с налета, приступили к планомерной осаде Никеи, была необычайно сложной.

Надо сказать, что вначале крестоносцам повезло. Дело в том, что в Никее в это время не было крупных сельджукских воинских сил, за исключением постоянною гарнизона. Султан Килидж-Арслан, сын Сулейма-ii.i, тот самый, что в 1096 году разгромил крестьянское ополчение, видимо, поверил, что с этой победой неприятности, идущие с Запада, кончились, и вместе с вой-ском ушел на восток, воевать с неподвластными ему сельджукскими эмирами. Так разобщенность мусульманского мира уже в начале похода сыграла на руку крестоносцам; В итоге отряды Готфрида, Боэмунда и спн'рофранцузских князей смогли без помех занять подступы к северной и восточной стенам крепости. На южном направлении должен был действовать Раймунд Тулузский со своими людьми, но он в это время был сильно занят своей склокой с византийским императором. Отсутствие единого командования и недоверие вождей друг к другу (а чем еще можно объяснить то, что крестоносцы не окружили всю крепость сразу, как не позицией Раймунда, не доверявшего друзьям-соперникам) могли дорого обойтись крестоносцам. В середине мая стало известно, что Килидж-Арслан с большой армией спешит на выручку своей столице, и оголенпоеть южного участка стала представлять серьезную угрозу.