Александр Доманин - Крестовые походы. Под сенью креста

Усилению междоусобных войн немало способствовала и слабость центральной власти в большинстве европейских государств, падение королевского и императорского престижа. Да и сами короли, сохранив номинально верховный сюзеренитет*, превратились, по существу, в таких же феодалов, сплошь и рядом с такими же замашками. Так сочетание сразу нескольких обстоятельств привело к тому, что междоусобицы стали явлением обыденным и практически повсеместным.

Но здесь надо отметить, что междоусобные войны XI века значительно отличались от войн предыдущей эпохи. Войны против норманнов или венгров велись за сохранение собственного существования и были, фактически, войнами на уничтожение: «или мы их, или они нас». Соответствующей была и мораль рыцарей того времени, прямая и строгая: «убей врага, защити себя и ближних своих». Новые войны исповедовали другие принципы — принизить ближнего, обогатить себя. Смерть врага на поле боя перестала быть целью; больше того, она стала скорее случайным явлением. Стремлением баронов и рыцарей стало не убить соперника, а захватить его в плен и затем получить хороший выкуп. Во главу угла начала ставиться уже не победа как таковая, а личное обогащение за счет конкурента. Под стать этому, стала меняться и рыцарская мораль, и, пожалуй, как раз XI век с его междоусобицами и породил то, что мы сейчас называем рыцарским этикетом и куртуазностью. Даже пресловутые рыцарская честь и рыцарское слово, похоже, берут свое начало именно отсюда.

В самом деле, в непрерывных междоусобицах всех против всех никто не застрахован от встречи с более сильным противником. Даже если ты сильнее всех в округе, всегда можно натолкнуться на объединенные силы нескольких соперников, соединившихся на время, чтобы обогатиться за твой счет. А это значит, что, если ты будешь плохо обходиться с побежденным противником, в следующий раз, может быть, плохо будет уже тебе самому. Нарушишь слово, не отпустишь пленника за назначенный выкуп, и вскоре тебе, возможно, придется платить втрое. Вежливое отношение к сопернику из своего сословия, верность данному слову были, таким образом, одним из способов обеспечить и собственную относительную безопасность в этом непостоянном мире. А в дальнейшем эти основные принципы развились в рыцарский кодекс чести. Защита слабого — это еще из тех, норманнских и более ранних времен; вежливость (порой до идиотизма — прочитайте, скажем, -Смерть Артура» Т. Мэллори и поймете, о чем идет речь — отчего, кстати, иногда возникает ощущение неестественности происходящего, какой-то игры) и верность данному слову или обету — это веяния уже нового иска, века после конца света, который не наступил.

Турниры и междоусобные войны, в общем, неплохо иыполняли свои основные функции: дать занятие военному сословию, при этом еще и усилив его боеспособность, и не позволить слишком уж разрастись рыцарскому классу — классу, заметим, непроизводящему, нисящему камнем на шее у производительных сил общества. Однако, идеологическая база, оправдывающая i.iKoro рода занятия, была довольно-таки шаткой, с некой червоточинкой, что, кстати, хорошо понимали и некоторые умные люди того времени. Но немаловажно, что ущербность этой новой жизненной философии понимал, пусть и неосознанно, и простой народ, и даже сами феодалы.

И впрямь, даже необразованный крестьянин мог теперь задуматься: а от кого же обороняют меня наши доблестные защитники-рыцари сейчас, когда нет ни норманнов, ни венгров, ни какой-то другой внешней угро-.H.I? Получается, что от самих себя — точнее, от таких же, как они. Ну, а от таких крестьянских мыслей всего один шаг до вывода: «так если этих рыцарей-вояк разогнать — и войн не будет, и разорения, и работать я буду не на них и на барона из замка, а на самого себя». И очень опасны были для феодалов такие мысли, нет-нет, да и возникающие в крестьянских головах! Былое единство войска и народа (народа, к тому же жестоко угнетаемого этим самым войском) начало давать серьезную трещину. Требовалась новая объединительная идея, надо было создать нового общего врага, чтобы оправдать перед людьми само существование феодального класса. Давление пара в котле, называемом «простой народ», нельзя было повышать до бесконечности.

И здесь, наверное, самое время рассказать, в каком же положении находился этот пресловутый «простой народ» после неожиданного для многих, но такого удачного разрешения «проблемы-1000». А если выражаться языком науки, — в каком состоянии находились производительные силы западноевропейского общества после 1000-го года.

Ранее уже говорилось, что к началу XI века экономика Европы представляла собой довольно удручающее зрелище. Налицо было полное господство натурального хозяйства, когда все необходимое для жизни производилось в рамках небольшой хозяйственной общины и здесь же, на месте, потреблялось. Технические и производственные достижения античности были забыты или почти не использовались. Пожалуй, только в вооружении, предмете абсолютно необходимом для того времени, был заметен некоторый прогресс. Длинный рыцарский меч из довольно качественной стали, кольчужный доспех, закрывающий все тело воина, стремена и железные подковы для боевых коней — вот основные достижения в военном деле по сравнению с античной эпохой. Ну, а в других отраслях хозяйства дела обстояли значительно хуже.

Достаточно развитая система товарно-денежных отношений, построенная в эпоху античности, за время Темных веков была полностью разрушена. Деньги практически вышли из употребления; при необходимости приобрести какие-либо вещи применял-ся простой товарный обмен, выражаясь со-пргменным языком — бартер. Даже налоги || поборы собирались почти исключительно и натуральном виде. В XI пеке ситуация ста-лл меняться, хотя и не очень быстро.

В изменении экономического положения огромную роль сыграл уже известный нам психологический момент, связанный с ожиданием несостоявшегося конца света. Когда схлынула первая волна восторгов но поводу Божьего1л;фешения жить дальше, стало ясно, что существо-и.тп. так, как раньше, хотят далеко не все. Людям, психологически освободившимся от висящего над ними ммоклова меча близкой смерти, захотелось жить луч-Шв п веселее, причем это коснулось всех классов обществ,!. Вдруг появилась настоятельная необходимость в НОВЫХ (и красивых) одеждах, возникло стремление к вкусной еде, приносящей радость, а не просто удовлетворяющей чувство голода. Влечение к лучшей жизни или себя и своих детей стало стимулом к развитию производительных сил общества.

Даже в архаическом и консервативном земледелии I тип времени все более заметны перемены. Началось улучшение сельскохозяйственных орудий. На смену полностью деревянной сохе пришли сохи с железным сошником и плуги со стальными лемехами. В XI веке Широчайшее распространение получает хомут, пришедший в Европу, вероятно, вместе с повозками кочевников-мадьяр. Применение хомута вызвало настоящую революцию в экономике того времени. Во-первых, хомут позволял использовать лошадей как тягловую силу в сельском хозяйстве, что дало возможность сразу в несколько раз увеличить производительность труда при вспашке — самой трудоемкой из сельскохозяйственных работ. Во-вторых, это нехитрое приспособление позволило присоединить к лошади телегу, как, впрочем, и любое другое транспортное средство. До этого при быстром передвижении практиковалась почти исключительно езда верхом. Новый транспорт сразу показал свои преимущества — большую грузоподъемность, при возможности весьма дальних переездов, до пятидесяти километров в день. Значение этого трудно переоценить: ведь теперь любой крестьянин, вообще любой житель мог вывезти продукт своего труда, произведенный сверх необходимого ему самому, на продажу. А это, в свою очередь, побуждало к потребности производить больше товаров. Немного утрируя, можно сказать, что хомут стал отцом торговли и товарного рынка и матерью ремесел.