Петер Энглунд - Полтава. Рассказ о гибели одной армии

Как ни парадоксально, самое опасное, что может предпринять солдат на поле битвы, это попытаться покинуть его. Большинство гибнет во время отступления: ты поворачиваешься спиной к противнику и оказываешься беззащитен. Чаще всего убить спасающегося бегством неприятеля легко и не сопряжено с риском для себя. Вот почему бывают столь чудовищно велики потери в бегущих войсках. Отступающая сторона всегда несет огромный урон, а кровавое побоище среди бегущих еще усугубляет его. Паника и всеобщая резня — вот две опасности, которые неизменно угрожают побежденным.

Основная масса шведских солдат думала в эти минуты только о спасении. Почти все принуждены были выбрать один из четырех узких проходов, что вели через Иванчинцкий ручей и несколько небольших болот в Будищенский лес. Поначалу бежали в западном направлении — прочь от опасности, от битвы, от русских войск на равнине и завывающих роев картечи, которые сметали все живое на своем пути. Шведских солдат преследовали кошмарные видения, вызванные «страхом перед полем брани». Вот как его описывает Шернъельм:

Лесные дефилеи уже переполнились пешими и конными, которые в смятении, панике и давке пытались уйти подальше от поля сражения.

Многие были взяты в плен или убиты (иногда и то, и другое вместе: сначала захвачены в плен, затем уничтожены), еще пока бежали по полю брани. Это касалось главным образом пехотинцев с левого фланга. Именно они первыми обратились в бегство, и им предстояло проделать самый длинный путь, прежде чем они могли скрыться под обманчивой защитой леса. По-видимому, основную массу бегущих, которых русские успевали настигнуть, тут же приканчивали: на этом этапе сражения пленных брали неохотно. В официальной русской реляции сказано, что шведов гнали шпагами, штыками и пиками, после чего удовлетворенно сообщается, что их били, «яко скот». Однако преследователи избегали нападать на крупные и достаточно сплоченные отряды. Наибольший шанс спастись имели солдаты, отступавшие в составе упорядоченных частей, которые либо держались вместе, либо присоединялись к более крупным подразделениям. Человек тридцать шведов, скорее всего принадлежавших к первому батальону Вестманландского полка во главе с тридцатичетырехлетним уроженцем Гётеборга подполковником Карлом Андерсом Синклером, заняли позицию за одной из многочисленных изгородей. Засев там, они сумели выговорить себе право на плен и таким образом избежали резни. Высшие офицеры, которые метались вокруг, тщетно пытаясь остановить бегущих, один за другим попадали в руки неприятеля. Эти офицеры считались ценной добычей, и их никто не смел тронуть пальцем. Первым попал в плен генералмайор Берндт Отто Стакельберг, сорокасемилетний уроженец Эстляндии, который входил в состав генерального штаба и командовал третьей колонной пехоты (куда, в частности, относились эстергётландцы и уппландцы). Одновременно был захвачен и раненый командир эстергётландцев Аппельгрен — тот самый, что умолял Левенхаупта помочь ему остановить бегущих. Юсиас Седеръельм, которому так и не удалось отыскать генерала и доложить ему об окольном пути, тоже был ранен и взят в плен, когда пробовал помешать бегству.

Очевидно, многим суждено было погибнуть во время отступления от удара саблей со спины. В 50-х годах нашего века в Швеции проводилось медико-анатомическое исследование привезенных с поля битвы останков скелетов. Они принадлежали четырем неизвестным солдатам, скорее всего шведским, и с их помощью мы можем смутно угадать в пороховом дыму четыре судьбы, четыре конца. Первому солдату было за тридцать. Сначала его несколько раз рубанули по голове саблей или шпагой, сверху и сзади. Удары оказались несмертельными; покончить счеты с жизнью солдату помог человек, который нанес ему coup de grace [37] Последний, убийственный удар (франц.). в виде выстрела, насквозь пробившего череп. Вероятнее всего, обстоятельства его гибели были таковы: солдата настиг русский кавалерист и рубил его по голове, пока он не упал, после чего русский, вытащив пистолет, прострелил и без того сильно поврежденный череп. А возможно, на раненого солдата наткнулся потом кто-то другой и уже он прикончил его, точно нам теперь не узнать. Второму мужчине было лет 30–40, и его ожидала сходная судьба. Этого человека тоже сбил наземь верховой противник: солдат получил мощный рубленый удар по затылку с очень глубоким проникновением клинка, что должно было совершенно оглушить его. Однако сам удар не был смертельным; вероятно, человек погиб либо от потери крови, либо от других ран. Третий солдат, в возрасте 35–40 лет, также был сбит ударом сзади, нанесенным кавалеристом. Могучий рубленый удар сверху и слева подкосил солдата, но не явился причиной смерти. Мужчина погиб, пораженный двумя-тремя ударами в левый висок. Возможно, эти раны были нанесены, когда он, раненный, беспомощно лежал на земле. И, наконец, четвертому было между двадцатью пятью и тридцатью, и он, в отличие от предыдущих случаев, должен был видеть того, кто умертвил его. Острие пики вонзилось ему в лоб и проникло до самого мозга. Солдат стоял лицом к своему противнику — возможно, пытаясь уклониться от удара или сдаться на милость победителя, — когда тот всадил пику прямо ему в голову. Его убийца тоже сидел верхом, скорее всего он был казаком. Такова судьба этих четырех, навечно обреченных остаться безымянными солдат.

Промежутки между мушкетными залпами растягивались; стрельба еще продолжалась, однако нескончаемый грохот выстрелов постепенно сделался прерывистым, пока и вовсе не отгремел; на поле боя стало проясняться. В самый разгар сражения пороховой дым и пыль застилали все вокруг. Насколько мала была видимость, можно судить по тому, что король и его свита не заметили отступления шведской армии и потому задержались на поле, оставшись на нем практически в одиночестве. Лишь когда дымка рассеялась, они обнаружили, что, кроме них, на равнине почти нет держащихся на ногах шведов. Какое-то время положение короля и его приближенных было угрожающим: фактически не встречая сопротивления, русские войска в своей охоте на убегающих распространились по всему полю. И в этой охоте королю Швеции отводилась роль дичи.

Карлу и его сопровождению нужно было срочно убираться с равнины. Со всех сторон были русские, которые опять стали напоминать о себе пушечными выстрелами. Одного из драбантов, капрала Кристера Хенрика д'Альбедюля, послали на разведку. Он немедленно подтвердил, что войсковые части вокруг принадлежат неприятелю. Услышав это, король отдал приказ к отступлению; все развернулись и начали продвигаться туда, куда и большинство шведов, — в сторону леса. Если бы русские сообразили, что за многочисленный отряд движется рядом с ними, шведам пришлось бы туго. Карл послал драбантов на поиски находившихся поблизости шведских отрядов, которые могли бы присоединиться к конвою короля и обеспечить ему более надежную защиту. Помимо придворных, драбантов и лейб-гвардии, а также отдельных кавалеристов из других подразделений, к белым носилкам подогнали теперь и конногвардейцев. Хотя у короля уже был могучий эскорт, его хотели усилить еще больше.