Дэвид Ирвинг - Разгром конвоя PQ-17

Документы скрытой связи, необходимые для расшифрования радиограммы адмиралтейства, в которой рекомендовалось «избежать гибели», имелись не на всех эскортных кораблях королевского флота. Они продолжали идти избранными путями в блаженном неведении.

На кораблях ПВО, однако, шифрдокументы имелись. Офицерам и матросам на «Позарике» и на двух сопровождавших ее сторожевых кораблях печальная развязка в ближайшие часы представлялась неотвратимой. Эти корабли все еще находились на расстоянии более двухсот миль от безопасных вод пролива Маточкин Шар, а об увеличении скорости хода не могло быть и речи. Получив первую радиограмму адмиралтейства, в которой сообщалось, что наиболее вероятным временем атаки немецких надводных сил следует считать вечерние часы 5 июля или утренние 6 июля, командир «Позарики» капитан 1 ранга Лоуфорд провел в штурманской рубке совещание офицеров. Все согласились, что мысль о попытке дойти до Архангельска следует отбросить как несостоятельную. Единственная надежда спастись — это дойти до ближайшей земли и, возможно, даже взяв с собой оставшиеся запасы, сойти на берег, чтобы пробраться на юг пешком, «как это сделал в свое время Шеклтон».

Лоуфорд возвратился на мостик и приказал двум сторожевым кораблям приблизиться к борту «Позарики». Когда корабли подошли, Лоуфорд, пользуясь мегафоном, передал на них содержание радиограммы адмиралтейства и сообщил, что он намерен идти курсом к ближайшей земле со скоростью четырнадцать узлов — максимальной скоростью для всех трех кораблей. Затем Лоуфорд вызвал всю команду наверх и объяснил, что три корабля пойдут в строю кильватера, чтобы создать своими силуэтами видимость крупных сил, если противник обнаружит их на большой дистанции и в условиях плохой видимости.

На сторожевой корабль «Ла-Малоне» с «Позарики» передали: «Ожидается, что противник атакует нас рано утром 6 июля. Когда мы окажемся на дальности стрельбы артиллерии его тяжелых кораблей, повернем на них и будем отвечать огнем до последней возможности. Всем свободным от вахты рекомендую использовать оставшееся время для сна и отдыха: С божьей помощью мы выживем».

Каждый человек на кораблях думал теперь только об одном: когда будет обнаружен противник? Офицеры на «Ла-Малоне» понимали, что их единственное 100-мм орудие вряд ли принесет какую-нибудь пользу, кроме разве шума да того, что часть людей будет чем-то занята, пока залпы противника не накроют корабль. Офицеры не страшились предстоящего боя, но испытывали мучительную боль от того, что их необдуманно оставили на произвол судьбы.

После получения радиограммы адмиралтейства лейтенант Карадэс на «Ла-Малоне» сделал одну из самых волнующих записей в своем дневнике: «Старпом и я считаем, что эта радиограмма — последняя капля, переполнившая чашу. Если мы не попадем в пролив Маточкин Шар, нас перебьют как воробьев, потопят где нибудь на подходах к Новой Земле или в открытом Баренцевом море. Командир „Позарики“ говорил с нашим командиром через мегафон; у нас не осталось сомнений, что конец близок. Все стали угрюмыми и молчаливыми. Питтер отправился в радиорубку проследить за тем, чтобы не пропустили ни одной радиограммы, которая может что-нибудь прояснить. Я очень устал и замерз, несмотря на то, что каюту обогревает электрический камин. Эти записи делаю перед предстоящим четырехчасовым отдыхом; надо попытаться уснуть».

Перед тем как лечь спать, Карадэс повидал матроса из службы снабжения, сидевшего в камбузе и читавшего евангелие; его боевой пост в погребе боеприпасов — самый неблагодарный и самый опасный на корабле. «Поговорил с ним несколько минут. Он заявил, что готов умереть, раз на то божья воля. Лег на койку и попробовал вспомнить молитву. Потом заснул, надеясь, что все неизбежное произойдет, пока я буду спать». Информация, которой располагало адмиралтейство, была, по мнению Карадэса, «весьма неопределённой».

Солнце взошло в 04.00. Но и без него было светло — темного времени в этих широтах летом не бывает. Младший боцман вызвал плохо отдохнувшего Карадэса на вахту. «Машины по-прежнему делают 150 оборотов. Иду на мостик узнать, каковы были последние радиограммы и вообще что есть нового. По пути заметил группу матросов, человек двенадцать, столпившихся около дымовой трубы, с надетыми стальными шлемами и спасательными жилетами — трогательная картина в нашем трудном положении. Последнее место немецких эсминцев — в 160 милях на восток; до Маточкина Шара им все еще оставалось пройти 180 миль — двенадцать часов хода той скоростью, которой они идут сейчас».

Далеко позади группы, возглавляемой «Позарикой», сторожевой корабль «Лотос» под командованием лейтенанта Холла, подобрав пострадавших с «Пэнкрафта», полным ходом шел на восток. Неожиданно сигнальщик доложил: «Над горизонтом высокие столбы дыма». Холл предположил, что, возможно, горит судно. Поскольку это не требовало большого отклонения от курса, которым шел «Лотос», Холл решил сблизиться и узнать, в чем дело. По мере приближения столбы дыма становились все менее высокими и наконец почти совсем исчезли. Маленькие клубы густого коричневого дыма поднимались из плавучих дымовых шашек, которые несколько часов назад разбросал у своего плотика Даудинг. Если сверхъестественный арктический мираж не увеличил бы во много раз эти маленькие дымовые сигналы, моряки с «Ривер Афтона» наверняка погибли бы в течение нескольких следующих часов. Их положение было отчаянным. Даудинг, буфетчик и вестовой находились на спасательном плотике «Карли» с момента гибели судна уже три часа, а немногие другие уцелевшие моряки кое-как пристроились на спасательных плотиках и на небольшом четырехвесельном ялике. Когда, приближаясь к ним, «Лотос» осторожно проходил последние сто метров, казалось, что он пробирается по поверхности воды, усыпанной обломками и телами людей.

Когда маленький ялик капитана Чарлтона подошел к борту «Лотоса», у моряков едва хватило сил взобраться на его палубу по опускной бортовой сетке. Два человека в носу шлюпки, казалось, вообще не двигались: один из них был тяжелораненый второй механик, другой — офицер, смотревший за ним. Моряки на борту «Лотоса» видели, как офицер пытался заговорить с механиком, потом молча вынул из его карманов вещи, снял обручальное кольцо с пальца и выбрался из шлюпки на палубу корабля.

Механика оставили в шлюпке. Лейтенант Холл запросил с мостика, почему так долго принимают людей с шлюпки. Английский моряк спросил Холла, можно ли тело умершего взять на борт, чтобы соблюсти положенный похоронный ритуал. Холл ответил, чтобы тело оставили в шлюпке, и сразу же дал ход; он считал, что подводная лодка, потопившая «Ривер Афтона», могла находиться поблизости и торпедировать любой корабль, занимающийся спасением людей. Из пятидесяти девяти офицеров и матросов, вышедших на «Ривер уАфтоне», двадцать три — включая весь состав военной команды — погибли. Два офицера королевского флота, составлявших штаб командира конвоя Даудинга, погибли вместе с судном. [42] Еще три члена экипажа «Ривер Афтона» погибли на тральщике «Леда», сопровождавшем конвой QR.l0.— Прим. автора.