Хамза Есенжанов - Яик - светлая река

Хамза Есенжанов

Яик - светлая река

Роман

Авторизованный перевод с казахского

А.Ананьева, Г.Бельгера, В.Новикова, И.Щеголихина

Хамза Есенжанов - автор многих рассказов, повестей и романов. Его наиболее значительным произведением является роман "Яик - светлая река". Это большое эпическое полотно о становлении советской власти в Казахстане. Есенжанов, современник этих событий, использовал в романе много исторических документов и фактов. Прототипы героев его романа - реальные лица. Автор прослеживает зарождение революционного движения в самых низах народа казахских аулах, кочевьях, зимовьях; показывает рост самосознания бывших кочевников и влияние на них передовых русских и казахских рабочих-большевиков.

Роман "Яик - светлая река" в 1968 году получил Государственную республиканскую премию имени Абая.

СОДЕРЖАНИЕ

КНИГА ПЕРВАЯ

Перевод А.Ананьева

КНИГА ВТОРАЯ

Перевод Г.Бельгера, В.Новикова, И.Щеголихина

Вот они, быстротечные Едиль да

Яик, не раз в верховья их устремляли

герои свои челны.

Сакен Сейфуллин

Книга первая

Часть первая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Хаким кончал в этом году реальное училище.

В городе у него были излюбленные места, которые он посещал каждый день. Никакая непогода не могла удержать его. Этими местами были клуб медиков и дом на Губернаторской улице с высоким крыльцом и зеленой крышей. Едва на землю опускались сумерки, как он спешил в клуб потанцевать с Мукарамой, а потом провожал ее по тихим, заснувшим улицам. Мартовские события, взбудоражившие город, нисколько не волновали Хакима. Он почти не ходил на съезды, куда стремились попасть все учащиеся; как-то случайно зашел с Мукарамой, но она сказала "скучно!", - и он уже больше не помышлял об этом. Его не увлекали ни бурные споры товарищей, проходившие в общежитиях и ученических клубах, ни разговоры на улицах, Хаким отделился от друзей.

Сегодня он лениво лежал на кровати и, заложив руки под голову, вспоминал, как вчера вечером танцевал с Мукарамой, как провожал ее. Шли по освещенной стороне улицы, как хотелось Хакиму; ему было лестно на виду у всех идти рядом с Мукарамой. Возле дома с зеленой крышей и высоким крыльцом остановились. Мукарама пригласила его войти.

- Хаким, - негромко спросила она, когда они уже сидели в просторной и богато убранной коврами комнате, - что вы думаете делать после окончания училища, останетесь в Уральске или поедете в свою, как ее... Джамбейту? Какое нехорошее название! - в голосе девушки и ласка и тихая, затаенная грусть.

- Когда я возле вас, моя звезда всегда надо мною, - сказал Хаким. Работать в хорошем или жить в плохом городе - все равно, лишь бы быть с вами вместе, - он улыбнулся, довольный своим удачным ответом. - Но почему вы считаете Джамбейту плохим?

- Некрасивое название. Что это слово означает?

- Я же не словесник, чтобы знать значение каждого слова. В нашем языке много подобных слов: Анхата, Шидерты, Бульдурты, Уленты, Калдыгайты, Кокпекты...

- Ой-ой-ой! Какое множество "ты-ты-ты"!

- Можно сказать и Анхали, Шидерли, Бурдурли, Уленди, Калдыгайли! добавил Хаким. - Со временем ученые напишут пудовые тома об окончаниях "ты" и "ли", доказав происхождение этих звуков своими тончайшими аргументами. Но что нам до этого!

- Вы не ответили на мой вопрос, Хаким.

- Где пожелаете, там и останусь. Только сначала надо окончить институт.

- Институт?! - воскликнула Мукарама и задумалась. Она вспомнила одного знакомого. - Хаким, вы знаете доктора Ихласа?! Он, кажется, тоже из Джамбейты. Красивый такой...

- Знаю, из наших мест. Да, он красивый человек. И жена у него красивая. И сын, должно быть, будет красивый.

- У него есть жена и сын? - удивилась Мукарама.

"Зря я все-таки сказал, подумает, что ревную..." - мысленно упрекнул себя Хаким.

- Мальчик у них совсем маленький. Ему около года. Они нам доводятся дальними родственниками.

Обоим стало неловко, и к этому разговору они больше не возвращались. Хаким все еще лежал в кровати и улыбался - так приятны были ему эти воспоминания. Но размышления о докторе Ихласе настораживали его. "Почему она так интересовалась доктором? Странно... - думал Хаким. - Но нет, не может этого быть, чтобы доктор ей... Нет, Мукарама любит меня. Конечно же, только меня".

За окном - весна! Тает. С крыш звонко, одна за другой, падают крупные капли; в косых лучах солнца, щедро льющихся через окно на пол, кружатся тысячи мельчайших пылинок. Беспрерывно чирикают воробьи. Рядком усаживаясь на карниз, они то вдруг с шумом взлетают ввысь, то опять возвращаются и клювами расправляют взъерошенные перья.

Хаким смотрит в окно и сладко потягивается. Воробьиное чириканье напоминает ему родной аул, такие же солнечные мартовские дни - ту беспечную детскую пору, когда он сбивал сосульки с карнизов плоских крыш, когда, взобравшись на сено, сложенное на крыше, ложился на солнечную сторону и часами наблюдал за перелетными птицами в бездонном голубом небе. Он считал и пересчитывал их и всегда сбивался со счета. Вспоминалась теперь и пестрая деревянная чашка с курткоже*. Хаким словно держит в руках эту пеструю чашку, слышит запах, чувствует, как текут слюнки... "Вот бы увидела Мукарама, как я пил из той чашки..." - думает он.

______________

* Курткоже - суп, заправленный куртом.

В комнату вошел его товарищ по училищу Сальмен, с удовольствием растирая мохнатым полотенцем раскрасневшееся тело. Косо посмотрев на Хакима, он недоуменно пожал плечами и прошел к своей койке.

А Хаким ничего не слышал и ничего не видел. Воображение рисовало ему глиняную землянку с тухлым, прокисшим воздухом, в одном углу жалобно блеет только что окотившаяся двойняшкой овца, в другом - он и Мукарама молодожены. Мукарама, с детства привыкшая к роскоши, меняет свой уютный четырехкомнатный деревянный дом на сырую полуразвалившуюся землянку?.. Его любимая Мукарама, привыкшая к кровати с пружиной, белоснежным простыням... Нет, аульная жизнь - не ее удел. Да и сам он вдруг почувствовал, что не сможет больше жить в такой землянке. "Я должен остаться в городе. Я буду в городе вместе с Мукарамой!"

- Эй, Онеке, ты все еще лежишь? Дорогой мой, уже десять часов! - войдя в комнату, проговорил гимназист с худощавым лицом и круглыми большими глазами.

Хаким, не обращая внимания на вошедшего, продолжал беспечно смотреть в окно.

Сальмен пригласил Амира сесть.

- Сегодня жумга - день молитвы и праздника. Некуда идти, нечего делать, вот и лежим, отсыпаемся, - как бы оправдывался Сальмен. Он уловил в обращении товарища к Хакиму какую-то иронию, но, не поняв ее, решил тут же спросить: - Скажи-ка, Амир, что это за Онеке?

- Можно сказать и Евеке вместо Онеке. Суть не изменится. Все равно покоритель неприступных женских сердец, - сухо бросил Амир.