Юрий Завражный - Забыть адмирала!

Десантная экспедиция была под командой кэптена Барриджа и капитана де Ла Грандье, отличного парня, который вел французов. Мы видели наш дорогой старый "President", который замечательно палил, и я сам видел, как один из его выстрелов разорвал двух русских буквально пополам. Тем не менее, русские держались у своих пушек, и только после тяжелого часового обстрела "President" заставил замолчать батарею "седла". "La Forte" тем временем связал огнем батарею у рыбного склада, его бомба запалила этот склад и сожгла все их запасы рыбы на зиму. После того, как подавили эту батарею, мы все высадились под прикрытием пушек фрегата. Бедняга капитан Паркер командовал морскими пехотинцами и французскими стрелками, все "синие куртки" были под командой кэптена Барриджа и капитана де Ла Грандье. Холлингсуорт вел первый отряд, включавший и 50 рядовых под командой вашего покорного слуги. Вы, возможно, удивитесь, найдя меня в таком важном положении, но бедняга Мэриэт по инвалидности был отправлен домой с островов Лэндвик, так что я больше не салага (между нами, я ужасно честолюбивый товарищ, и... но хватит об этом).

Мы делали все, что могли, чтобы построить людей на пляже, но никак - это было подобно попытке остановить свору гончих, почуявших лису: кто-то впереди кричал "Давай, "Pique"!, кто-то еще кричал "President!" Все мы мчались к батарее, и здесь я заставил наших пионеров поработать. Они разбили пушки, заклепали их, разломали на куски все лафеты и содрали цапфы. Потом мы полезли на холм, который был покрыт густым кустарником, и вот что вышло (я должен упомянуть, что прежде, чем мы достигли батареи, восьмерых наших застрелили сверху). Мы с трудом лезли на холм, поскольку он был очень крут и, как я сказал, покрыт кустарником; пули свистели ливнем над нашими головами, и склон был, очевидно, полон неприятеля. Мы заняли гребень, с которого могли видеть город, и обстреляли нескольких русских, которые пытались вдалеке тянуть полевое орудие, успели свалить двоих из них и одну лошадь прежде, чем они скрылись за постройками, которые, как я заметил, были все в бойницах и готовые к атаке. Затем они открыли огонь вверх по холму, по нас, и ранили нескольких людей - у одного бедняги картечью вырвало живот. Однако мы шли, теряя людей намного чаще, чем ожидали, но все они держались стойко, как и подобает англичанам. Не знаю места неприятнее этого - даже противника не видно, больно говорить об этом. Мы пробились к вершине холма, и тут справа от меня был застрелен морской пехотинец, но я сумел увернуться и проскочить выше, откуда было видно только семь или восемь человек - настолько холм был крут и столь плотно покрыт кустарником.

Прямо в этот момент выстрел прошил сердце капитана Паркера. Бедняга, он оставил молодую жену и четырех детей. Я немедленно приказал, чтобы морские пехотинцы рассыпались и оттащили его вниз по холму к лекарям. Ни один из нашей партии, что была со мной на вершине холма, не ушел невредимым. Тем временем часть нашей группы пошла вокруг гребня холма, но была встречена большим отрядом русских, и последние, зная местность, щелкали наших, словно воробьев. Тут я встретил французского офицера и двух наших, и мы подумали, что будет лучше отступить к подножию холма, построить людей на открытом месте и затем пробовать войти в город через батарею "лощины" ("F" на эскизе). Когда я попытался спуститься по холму, я обнаружил, что весь мой левый бок болит так сильно, что я едва могу двигаться, и что левая рука онемела. Если б не молодой мичман-француз и наш офицер морской пехоты Моулд, быть бы мне в плену - это уж точно. Первый лейтенант с "L'Eurydice" был застрелен сразу тремя пулями, когда спускался по холму. Люди были весьма растеряны, очень многие падали, так что кэптен счел благоразумным скомандовать отступление. Как только мы пошли к шлюпкам, русские снова начали стрелять по нам, но мы ответили огнем с вельботов. Мы сумели построить примерно сорок или пятьдесят человек позади батареи рыбного склада и хоть немного прикрыли обратную погрузку десанта, но сами были, как на ладони, и пули сыпались на шлюпки градом. Трое человек были застрелены в шлюпке, на которой уходил я, и которая отчалила от пляжа последней.

Пятеро молодых были на берегу в роли "помощников" и я счастлив сказать, что все они остались невредимы. Юный Джонни Керклэнд был расписан в носовом погребе, к своему возмущению, но был замечен, как мне сказывают, несколько раз и на главной палубе; он - всеобщий любимчик и хороший воспитанный мальчик. Некоторые янки, очевидно, дрались вместе с русскими - один из наших людей пронзил своим штыком неприятеля, который выкрикнул на очень хорошем английском языке: "Ты! Прикончил меня!" Некоторые из русских не успели уйти с батареи рыбного склада, и трое из них были найдены под брезентом французом, который, вытаскивая их, сказал на ломаном английском: "Ага! Спим?" и, сказав так, ткнул одного штыком. Двое других вскочили и побежали, но были подстрелены. Говорят, что французы засунули всех троих в горящий рыбный склад, и что они там изжарились, но я не верю этому - если б я поймал их за таким варварским занятием, то прирезал бы своей собственной рукою.

Беднягу Паркера видели некоторые непосредственно перед тем, как я подошел к нему - он срубил русскому голову одним ударом кортика. Я знаю, его кортик был что бритва - как и мой, но я б не смог даже выстрелить в человека из револьвера.

Я надеюсь, что больше никогда не пойду на берег с "джеками" драться в кустах - предпочитаю честный открытый бой. В английской эскадре у нас было 107 убитых и раненых, у французов - 87, всего же 194. Немало, но на это всем было бы наплевать, если б мы взяли город.

Мы ушли из Петропавловска 9 сентября, и в это же утро захватили отличное большое судно и шхуну с грузом для города. Факт, что они там остались зависеть от зимы, поскольку мы сожгли всю их рыбу, и они замерзнут через месяц-другой. Мы теперь на пути к острову Ванкувер - за водой, а затем идем в Сан-Франциско.

Хотя мне сейчас довольно неплохо, я все же предпочел бы иметь одну из четырех пар нежных рук в Саллингтоне (мама и 3 сестры), а вместо них у меня здоровенный морской пехотинец! Однако он весьма заботлив, и все мои соплаватели очень ко мне внимательны. Ховарду левую руку разбило пулей, которая все еще сидит внутри. Сперва боялись, что ее придется отнять, но все обошлось. Морган был слегка ранен осколком бомбы, которая попала в один из портов, оторвав ноги двух беднягам, работающим у пушки, и ранив еще четверых. Другому парню осколком просто оторвало челюсть. Воистину, они говорили, что сцена внизу, в корабельном лазарете, была ужасна, но не было слышно никаких проклятий. Когда все закончилось, можете быть уверены, я не забывал благодарить Бога за Его великое милосердие в том, что Он сохранял меня в тот злополучный день.