Н. Пруцков - Расцвет реализма

«Самая сущная его суть, le fin du fin <���…> сродни Гете <���…> Милый, умный, как день умный, Федор Иванович», — писал о Тютчеве Тургенев. [420] Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Письма, т. 10. М. — Л., 1965, с. 143. Общность в характерах Тютчева и Гете усматривал и Ю. Самарин. [421] См.: Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка, 1973, т. 32, вып. 6, с. 537.

Некрасов отмечал, что тонкая ирония в некоторых произведениях Тютчева напоминает Гейне, и при этом противопоставлял Тютчева как самобытного поэта русским подражателям Гейне. [422] Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем, т. 9. М., 1950, с. 213.

Тютчев, безусловно, никогда не подражал Гейне, но хорошо знал и ценил творчество замечательного представителя последнего поколения немецких романтиков. В 1828 г. он познакомился с Гейне, между ними завязались близкие, дружеские отношения, и эти умнейшие люди Европы вели длительные беседы, обсуждая политические обстоятельства современности, вопросы литературы и философии. Беседы Тютчева ценил и Шеллинг, с которым поэт также познакомился в 1828 г. в Мюнхене.

С Гейне Тютчева роднило не существо их идей и не художественный стиль их творчества, а выраженная в их поэзии тонкость и изощренность мысли, глубина восприятия действительности, страсть к познанию и владение современными и самыми сложными методами мышления. Если Гете был близок Тютчеву тем, что он сделал познающий разум героем истории и поэзии, Гейне был ему родствен тем, что сложную, противоречивую природу жизненных процессов он воплотил в форме изображения парадоксальной основы чувств — эмоций человека. Сочетание объективного восприятия субъективности и отражения объективных закономерностей в субъективном мире чувств человека усматривал в характере и в творчестве Тютчева И. С. Аксаков, первым создавший книгу о поэте: «Его я само собою забывалось и утопало в богатстве внутреннего мира мысли <���…> его ум <���…> постоянно мыслил», — отмечал И. Аксаков [423] Аксаков И. С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886, с. 45. и тут же подчеркивал, что мысль Тютчева пронизывалась страстным чувством. «Современник философской диалектики Шеллинга и Гегеля, Тютчев содержал ее в собственной крови», — справедливо утверждает исследователь творчества поэта Н. Я. Берковский. [424] Берковский Н. Я. Ф. И. Тютчев. — В кн.: Тютчев Ф. И. Стихотворения. М. — Л., 1962, с. 23.

Особенностью философской мысли и литературного творчества лучших умов Европы 30–40-х гг. было сознание адекватности процессов мышления и самих форм выражения мысли объективным процессам развития мира. Не только диалектический метод — метод познания, по мнению Гегеля, соответствует природе процессов саморазвития мировой идеи, но самые формулы законов, выводимых философом, игра понятий в этих формулах отражают «игру» мировых явлений и закономерностей.

Формулы и поэтические афоризмы Гейне и Тютчева были созвучны формулировкам и конструкциям философской мысли их времени. Остроумие выражения идей в поэзии этих лириков обусловливалось представлением о том, что лаконизм и изящество отражают самую сущность мира. Так, «эпиграммный», по собственному его убеждению, характер многих лирических стихотворений Гейне с острой, парадоксально-неожиданной концовкой передавал восприятия мира человеческих отношений в его внутренне конфликтной, противоречивой сущности, в многозначности и непредсказуемости его ситуаций.

Уже в конце 20-х — начале 30-х гг. Тютчев создает стихотворения, в которых философская мысль является главным содержанием и определяет собою структуру произведения. Вместе с тем именно зримый и реальный (хотя порой и фантастический) образ служит средством выражения мысли. «Героем» этих произведений является познающий разум, инстинктивное стремление человека к познанию, а выразителем страсти к познанию — поэт. Стихотворение «Последний катаклизм», казалось бы, рисует картину гибели мира. Однако смысл этого произведения состоит не в мрачном пророчестве конца природы, не в изображении ужаса катастрофы, а в стоящей за этим образом мысли о первооснове всего сущего, познать которую поэт стремится с такой страстью и увлеченностью, что готов был бы заплатить за познание разрушением совершенной структуры мира. Лаконизм стихотворения, заключившего глубокую мысль и страстное чувство поэта в четверостишие, отражает простоту, стройность и содержательность элемента, основы, на которой покоится пестрый и разнообразный покров земной жизни.

То же стремление мгновенно «просиять», познать, приобщиться к «всеведению» богов и готовность во имя этого знания принести любые жертвы, та же решимость оправдать деструкцию, разрушение ради проникновения в суть конструкции таинственной в своей притягательности жизни выражены в стихотворении «Цицерон» (1830). Несмотря на то что стихотворение названо именем римского оратора и политического деятеля, героем его по сути дела является современная мысль, бросающая вызов разрушительным силам истории.

Тютчев превращает ораторское изречение — образ из речи Цицерона — в развернутую картину разрушения цивилизации, которое он уподобляет космическому катаклизму. Пересказывая слова Цицерона, поэт усиливает их образную зримость и затем с яростным максимализмом выражает готовность стать свидетелем и жертвой общественных катастроф, разоблачающих скрытые пружины исторического движения.

В выражении агрессивности познающего разума поэзия Тютчева родственна творчеству Гете, который герою, воплощающему страсть к познанию, придал в качестве постоянного спутника Духа разрушения — Мефистофеля, а ступени развития героя устлал жертвами.

Тютчеву не была чужда идея стихийного откровения, особого знания, данного поэту вне рациональной мысли, однако в отличие от романтиков и шеллингианцев он не «удовлетворялся» подобным знанием, не склонен был считать его высшим достижением человеческого духа, томился его неполнотой.

Тютчев не был адептом какой-либо единой философской системы, а тем более пропагандистом определенных философских воззрений, что справедливо утверждает ряд ученых, отмечая вместе с тем и близость некоторых его взглядов к Шеллингу, и связь их с Гете (В. В. Гиппиус, Б. Я. Бухштаб, Д. Н. Стремоухов, К. В. Пигарев).

Поэтизация природы, упование на возможность внелогического, стихийного проникновения в ее тайну сочетались у него со стремлением к абсолютному знанию, в котором слиты и «разрешены» логические, умственные усилия человека и стихийные, инстинктивные его устремления. Томлением по абсолютному знанию проникнуто стихотворение Тютчева «Видение» (1829). Его заключительное, «ударное» двустишие