Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

Рагозин внезапно замедлил шаг. Недурное начало! Вот он уже не поехал в Затон, бросил занятия на службе и носится по городу в поисках какой-то чепухи. Что он скажет Ване? Знаешь, дружище, я сегодня махнул рукой на свой общественный долг. Я так тебе рад, что мне, ей-богу, не до работы. Значит, если очень рад, - спросит сын, - можно наплевать на обязанности, правда?

Петра Петровича так смутила эта мысль, словно ее действительно высказал Ваня. Но ведь это же исключение, - подумал он. Первый раз за целую жизнь! Упущенное будет наверстано с лик-вой. Работа как стояла, так и стоит у Рагозина на первом месте.

Он свернул за угол, решив предупредить на службе, что задержится еще часок-другой.

У самого крыльца шедший впереди, немного неуклюжий (как показалось) человек вдруг упал. Поднимался он тяжеловато, и Рагозин помог ему.

- Благодарю вас, ничего. Поскользнулся на арбузной корочке. Вон раздавленная корочка.

- Ушиблись?

- Пустяки. Немного, локоть, - сказал прохожий, отряхивая запачканный белый китель.

Он любезно взглянул на Рагозина и отступил.

- Удивительный случай! Я иду именно к вам. Здравствуйте, товарищ Рагозин.

Петр Петрович узнал Ознобишина.

- По какому делу? Я, извините, занят.

- По личному делу. Много времени не отниму. Если угодно - даже здесь, в сторонке от подъезда.

- По вашему делу?

- Нет, по вашему, - произнес Ознобишин доверительно.

- По моему?

Они отошли от крыльца и медленно двинулись вдоль палисадника.

- Только, пожалуйста, поскорее.

- В двух словах. Я очень признателен за внимание, с которым вы отнеслись ко мне и устранили недоразумение, весьма для меня щекотливое.

- Вы ведь бывший прокурор?

- Если бы так, - улыбнулся Ознобишин, - вряд ли я сейчас беседовал бы с вами... то есть на улице. Я именно хотел вас поблагодарить, что вы проявили терпение разобраться и снять с меня подозрения насчет моего прошлого.

- В чем же мое дело?

- Вы прямо тогда не высказали, но я понял, что вам крайне было бы ценно установить участь вашей супруги и, более того, вопрос - родился ли у нее ребенок и существует ли он.

- Так, так, - сказал Рагозин, приостанавливаясь.

- Я тогда не осмелился предложить вам услугу, но дал себе слово употребить все силы, чтобы быть вам полезным.

- И что же?

- И мне удалось, после кропотливых поисков, напасть на документ, который проливает свет, правда, на трагические обстоятельства, но одновременно дает в руки шанс некоторого счастливого оборота. Документ теперь доступен, вы можете его получить.

- Где?

- В архиве.

- Что это такое?

- К несчастью, это подтверждение, что супруга ваша скончалась в тюрьме. Указывается и место погребения.

- Да?

- Да. Но, вместе с тем, документом устанавливается, что она скончалась от родов и, таким образом, что у вас... осторожность требует допустить, во всяком случае, был ребенок.

- Вон что, - сказал Рагозин.

- Так или иначе, но я могу уверенно сказать, что след вашего ребенка мною найден.

- Да что вы?! И куда же след ведет?

- Это требует еще известных усилий, которые я с радостью приложу, если вы окажете мне поддержку.

- Поддержку в чем?

- В дальнейших розысках.

- Но если окажу, вы уж, конечно, наверняка отыщете след?

- Безусловно! - воскликнул Ознобишин почти вдохновенно. - Это для меня прямо-таки дело чести! Я начну с тюремных архивов, с года рождения ребенка.

- А если я скажу вам, что след приведет вас ко мне на квартиру?

- На какую квартиру?

- На которой я проживаю вместе с сыном.

- Вместе... Вы отыскали своего...

Ознобишин даже как будто испугался. Свежих красок лицо его поблекло, он немного вскинул руки, осторожно потер ушибленный локоть, но тут же устремился всем корпусом к Рагозину, освобожденно дохнув на него:

- Поздравляю, поздравляю ото всей души! Неужели возможно? Сын с вами? Тот, который...

- Вот так-то, - прервал Рагозин. - А из каких соображений вы, собственно, стараетесь? Можно спросить?

- То есть... Исключительно из доброго намерения быть вам полезным. Отблагодарить.

- Благодарить меня не за что.

- Я был бы счастлив вам просто услужить.

- Услужить мне не просто. Я услуг не принимаю.

Рагозин приложил руку к виску, откланиваясь, и пошел к подъезду, но на ходу обернулся, сказал с усмешкой:

- Поскользнулись... на корочке!

Он взбегал по лестнице, когда был остановлен одним из сотрудников своего отдела:

- Вы заходили в комитет? За вами присылали.

Не подымаясь к себе в кабинет, он направился коридорами в конец первого этажа.

Тот член бюро комитета, с которым он спорил, разбираясь в толковании письма Ленина, встретил его легким кивком и сказал:

- Ну, твое желание исполнено. Есть решение направить тебя на военную работу. Ты назначен в Волжскую флотилию комиссаром дивизиона. Обстановка на судах тебе немножко знакома.

- Немножко знакома, - ответил Рагозин, опускаясь на стул. - Когда я должен направиться?

- Позвони сейчас военкому. В дивизионе заболел комиссар, ты его заменишь. Выступление, наверно, завтра.

- Завтра?

Рагозин помедлил немного и отвел взгляд в сторону.

- Как же с моим отделом?

- Что тебя заботит? Сдашь дела заместителю.

- За несколько часов?

- Не знаю. Может - за несколько минут. Белые у Лесного Карамыша.

- Ну, счастливо оставаться, - сказал Рагозин, тяжело поднявшись.

- Ты будто недоволен?

- С чего ты взял?

- Тогда желаю тебе... Благополучно...

Они пожали друг другу руки.

Рагозин позвонил военному комиссару, узнал, что должен немедленно прибыть к нему для получения бумаг, и послал за своей пролеткой.

Он велел ехать домой.

Входя к себе в комнату, он растворил дверь нарочно шумнее, чтобы разбудить Ваню. Одеяло, которым он перед уходом занавесил окно, было опущено и висело на одном гвозде. Матрас был пуст, скомканная простыня откинута на пол.

Рагозин обернулся к хозяйке. Она в смущении развела руками. Она слышала, как Ваня вставал, пил воду, и она хотела согреть ему чайку, но когда заглянула в комнату, мальчика уже не было. Ушел ли он или выпрыгнул через окно, она не заметила. Она только боялась - не пропало ли, избави бог, что-нибудь из вещей?

Петр Петрович метнул на нее осуждающим взором, но невольно осмотрелся - все ли на своих местах. Но все было цело.

Он на минуту задержался в комнате. Странно пустынной и отчужденной она ему представилась, будто он никогда не был в ней наедине с собой. Ему ясно стало, что все его поведение было ошибочным: следовало с первой встречи открыть Ване истину. Догадался ли мальчик, что обрел своего отца? И что же будет с ним дальше? Неужели так все и кончится навсегда? Рагозин тщательно сложил помятую простыню и спрятал ее под подушку на своей постели.

- Я, наверно, должен буду экстренно уехать, - сказал он, волнуясь, хозяйке, - на некоторое время. У меня к вам будет просьба: если заявится этот парнишка, вы его, пожалуйста, не выгоняйте, а приютите. В моей комнате. Он того стоит. Я с вами рассчитаюсь, не беспокойтесь на этот счет. Прощайте.