Дмитрий Калюжный - Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола

Но ведь историки не знают, ни каковы были структуры римского общества, ни какими представлениями руководствовались люди. Если предполагать, что пятидесятитысячный Колизей – развлекательное заведение, то для Рима можно насчитать и два, и три миллиона жителей. А если это религиозное заведение, Эклизео (храм Божий по-гречески)? А если в представлениях того времени храм должен был вмещать всех жителей города?… Или это было место для раздачи какого-либо рода «пайков» горожанам?

Низкую численность населения европейских городов, характерную для начала эпохи Возрождения, Бродель напрямую связывает с эндемической малярией в заболоченных низменностях. Лекарств от малярии до XVI века не было. Болезнь изнуряюща и нередко смертельна, иммунитет против нее у переболевших держится недолго. Среди прочих и Рим был «нездоровым» городом; римская Кампанья была практически необитаема. Спрашивается: а как же в столице «древнего Рима» выживал миллион человек?

Мало-мальски значимая осушка болот в Западной Европе началась только во второй половине XV века, и как раз с этого времени следовало бы ожидать увеличения численности населения. Но по расчетам историков получается совсем наоборот. И вот мы, оставаясь в рамках детерминистской традиционной истории, вынуждены делать предположение, что малярии до н. э. не было или что древние римляне умели с ней бороться. Возникает тот же вопрос: куда девалась структура медицины и вообще здравоохранения и санитарии?

Читателю знакомо понятие «новой хронологии», виднейшим представителем которой является академик РАН А. Т. Фоменко. Ученый высчитал хронологические сдвиги и утверждает, что события Древнего Рима (и вообще древнего мира) следует сильно приблизить к нашим временам. Знает читатель и о «синусоиде Жабинского», показывающей эти сдвиги в графическом виде.

Но, даже учтя хронологический сдвиг и перенеся римские события из III–IV веков в XV–XVI столетия, мы все же понимаем, что разница между миллионом жителей и ста тысячами существенна. Нет ли здесь вдобавок географического «сдвига»? Вспомним, что так называемая Византийская империя на самом деле носила название Ромейской, или Римской империи. А столицей ее был Константинополь. Латинское слово Константин – «крепкий, сильный, постоянный». То же самое означает и слово рим . Смотрим Греческо-русский словарь А. Д. Вейсмана:

Ρωμη – город Рим.

ρωμη – сила, крепость (как телесная, так и духовная); сила военная; сила политическая, могущество.

Константинополь в дальнейшем приобрел название Стамбула, и вот мы, наконец, видим искомый «миллион»: в 1595 году в Стамбуле (Риме), по данным Броделя, проживало 700 тысяч человек. А городов с еще большей численностью не было.

Скажем прямо, такие наши рассуждения назвать научными трудно, а подгонкой под заданный результат – легко. И все же этот метод небесполезен, он позволяет разоблачить неверную хронологию и определить, в каком направлении следует искать научную истину. Остается самое главное: озадачиться изучением эволюции структур .

Кстати, характерно, как аккуратно пишет Бродель о малярии. Оказывается, «обострение болотной лихорадки наблюдалось на закате Римской империи», а другое началось на закате XV века, – «об этом свидетельствует Филипп Гильтебрандт, к сожалению, не приводя никаких уточнений». (См. Ф. Бродель. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Часть I, с. 73.)

Приведенный выше эволюционный закон особенно ярко проявляется в России. Ход ее развития принципиально скачкообразный. Скудость ресурса заставляет государство в определенный момент, а именно при наличии внешней опасности, «перетягивать» их на себя, обедняя большинство общественных структур ; происходит рывок с напряжением всех сил для достижения высочайшего уровня обороны.

Нельзя сказать, что историкам это непонятно. Они же сами пишут:

«В их основе (причин Смуты. – Авт .) лежало противоречие между целями, которые должно было преследовать правительство, и средствами, какими оно располагало. В стране, слабо развитой в экономическом отношении и редко населенной, создать достаточную крепость государственной самообороны при сложных международных отношениях было возможно только с большим трудом, и притом сосредоточивая в распоряжении правительства все средства и силы народные. Оно и борется в XVI веке за установление безусловной власти, сокрушая все частные и местные авторитеты, какими отчасти оставались в своих вотчинах потомки удельных князей, бояре-княжата. Привилегии, какими пользовалась эта аристократия, претендовавшая на первую роль в управлении и в царской думе, на подчинение себе в деле суда, расправы и военной службы населения своих вотчин, были сломлены бурей опричнины Грозного…». (См. А. Е. Пресняков. «Смутное время//Люди Смутного времени», с. 5–6.)

Но жить в постоянном напряжении нельзя. А потому после осуществленного тяжелейшими усилиями рывка государство «отпускает вожжи», страна входит в полосу релаксации, или отдыха, – люди начинают жить лучше, но страна отстает в своем развитии от других, находящихся в лучших геоклиматических условиях, обороноспособность падает. И такое состояние, в отличие от прочих стран, для нашей страны нормальное , – а вот этого историки уже не понимают.

(Для прояснения этого вопроса, представьте себе рыбку и птичку. Рыбка живет в реке, под тяжестью воды. А птичка летает в атмосфере. Но и рыбка, уйдя на глубину, может устремиться вверх, чтобы, используя закон Архимеда – о котором, конечно, знать не знает, – воспарить в атмосферу и совершить полет над рекой, скушав по пути какую-нибудь букашку. А птичка тут как тут, и учит ее: ты неправильно летаешь! Будь, как все птички! Но рыбка не может быть, как «все птички». Она вообще не птичка. Полет не есть ее нормальное состояние; ей просто понадобилось глотнуть кислорода. Если же птичка поймает рыбку и уложит ее на бережок, чтобы та смогла стать, «как все», то рыбка сдохнет.)

У читателя исторических работ складывается представление о царях, трудами своими выведших Россию на вершину политической пирамиды мира, исключительно как об излишне жестоких, а об их потомках, промотавших достижения воистину великих отцов, – как о правителях достойных. Но ведь после «достойного» проедания оставленного отцами наследства снова придется «взлетать», чтобы глотнуть кислорода!

Мы помним, сколь много сделал Иоанн Грозный (1530–1584) для укрепления обороны страны: расширялась территория, строились крепости и верфи, налаживалось производство оружия. Безусловно, был совершен мощный рывок. Пытался продолжить такую политику и Борис Годунов (1552–1605): грамотно используя накопленный ресурс, он укреплял Россию.